Татьяна Василевская - Анти

– Да как они все смеют! Негодяи!…

Бросив гневный взгляд на дворец, Ферцингль, понурив голову, поплелся по пыльной, раскалившейся от жары дороге. Размышляя о превратностях судьбы и том что делать дальше. Этот толстокожий, бесчувственный, не способный понять тонкость артистической натуры, идиот наместник непременно выполнит свою угрозу и сообщит о его маленьких и совершенно случайных промахах Главному распорядителю, правящему этой захудалой планеткой. И тогда Ферцинглю точно не поздоровится. Как пить дать, кинут в темницу. Нужно убираться отсюда. И для начала, нужно придумать, как это сделать и куда направиться.

– О-хо-хо! – горестно вздохнул пустерианин, разжалобив самого себя почти до слез. Придется, видно, обратиться к агенту. Не к матери же, в конце концов. Она его предупреждала, что больше не намерена ему помогать. И это родная мать! Подумать только! Эх!… Ничего другого, кроме звонка агенту, в голову не приходило. Чтобы улететь отсюда нужны деньги, а их у него нет. И времени на их поиск нет. Да и откуда их взять здесь, где царят средневековые порядки и жизнь у подавляющего большинства, примерно, такая же – бедная и бесправная. И, кстати, куда лететь тоже не понятно, и, в любом случае, куда бы он не отправился, там тоже понадобятся деньги. Какая жизнь сложная и даже, порой, жестокая. И все в ней крутится вокруг злополучных денег, будь они не ладны.

Основательно покрывшись серой дорожной пылью за время пути, и еле передвигая уставшие ноги, Ферцингль, наконец, добрался до города. Тоскливо глядя на вывески ресторанов и харчевен, манящих сводящими с ума ароматами, Ферцингль, чувствуя страшный голод и призывное урчание в пустом животе, понуро поплелся в сторону постоялого двора, на котором он остановился. Главное, не нарваться на хозяина. Сразу пристанет с оплатой. Ох уж эти обыватели. Тоже только о деньгах и думают. Хоть жители планеты и выдают себя за ценителей и почитателей искусства и творчества в любом проявлении, но как только доходит до денег вся их любовь и почитание моментально испаряются. И того, кого сами ещё вчера носили чуть ли ни на руках и превозносили до небес, пинают под зад и осыпают оскорблениями, требуя вернуть долг. Лицемеры, невежды и корыстолюбцы.

А он, Ферцингль – тонко чувствующая натура. Непонятая, оскорбленная, всеми отвергнутая. Ему требуется бережное, чуткое отношение. Артиста так легко обидеть, его душа ранима…

На экране видеофона возникло лицо агента.

– Эй, Моренамбль, старина, как де…

– Заткнись! – рявкнул агент. – Не трать моё время. Я все знаю. Все! Ты понял?! Так, что не начинай…

– Послушай… Давай спокойно все обсудим. Тут такое дело… Недоразумение… – даже слегка растерявшись вследствие неожиданной осведомленности агента, затараторил Ферцингль.

– Помолчи! – вновь возвысив голос приказал агент. Послышался вздох раздражения, – Слушай меня… Молча!

Ферцингль сердито фыркнул. Его переполняло возмущение столь бесцеремонным обращением, но ситуация была не на его стороне, и он плотно сжал толстые губы, и зубы тоже сжал, на всякий случай. Убедившись, что собеседник внял его словам, агент продолжил:

– Так как ты влип, и на этот раз, умудрился превзойти себя самого, – послышался ещё один тяжкий вздох. – Ты будешь делать то, что я говорю. Безо всяких там твоих обычных выкрутасов, капризов и нытья. Ты – никто! Ясно! Ты бесполезный, никчемный…

– Но-но! Я попрошу… – не выдержав переходящей все границы наглости агента, нарушил-таки молчание Ферцингль. Агент, в очередной раз с шумом выпустил воздух.

– Сейчас ты, соберёшь свое барахло, если, конечно, у тебя осталось еще что собирать, – на этот раз из видеофона послышался презрительный смешок. – Пока ты собираешься, я сделаю перевод. На сумму, которой хватит на билет на звездолет. Тебе повезло, на одной чудесной планете, нужен кто-то вроде тебя, чтобы развлекать отдыхающую публику, переправляющуюся на пароме через океан. Причём публика богатая, так что тебе и впрямь невероятно повезло. – Послышался очередной гнусный смешок.

– Развлекать отдыхающую публику?! Я!!! – задохнулся Ферцингль. – На пароме!!! Надеюсь, это просто не слишком эээ… удачная шутка?! …

Агент снова вздохнул.

– Ты мне надоел, Фирцингль. Если ты ещё что-нибудь выкинешь или сделаешь не так, как я сказал, можешь забыть мой номер. Потому что я палец о палец больше не ударю ради тебя. Будешь сам выпутываться, и думаю, тебе придётся это делать недолго. Тюрьмы и темницы есть на каждой планете. А ещё колонии, каторга, да и смертная казнь кое где до сих пор осталась, так что у тебя богатый выбор… – с явным удовольствием перечислил возможные варианты агент.

– Я понял, – уже просто задыхаясь от гнева и возмущения, быстро сказал Ферцингль.

– Хорошо. Я рад, что ты не такой дурак, каким все время себя выставляешь. Все инструкции будут приложены к сообщению о поступлении денег. – Чао! Держи себя в руках и не делай больше глупостей…

Агент отключился.

«Почему на меня сегодня все орут и обращаются со мной как… как…» – от возмущения Ферцингль не мог закончить мысль.

Ну что за жизнь? Ещё одна захудалая планета. Развлекать публику на пароме… Нет, дальше пасть уже некуда! Почему жизнь так жестока к нему? Почему?!!!…

Ферцингль горестно вздохнул. Взглянув на себя в зеркало, висевшее на стене, он начал встряхиваться всем телом, пытаясь очистить шерсть от пыли, а также от прилипших колючек и репейников. Пыли немного поубавилось, а вот колючки и репейники держались крепко, не желая покидать густую растительность.

Гончие псы. Галактика Кит ( NGC 4631) Планета Мендара

Птицы были белые и очень большие. Прищурив один глаз от яркого солнца, Эни наблюдала как они парят над океаном, расставив огромные крылья и высматривая добычу. Время от времени одна из птиц складывала крылья и стремительно бросалась вниз, с брызгами врезаясь в темную воду и исчезая в ней. Пару секунд спустя она вновь показывалась над поверхностью, с зажатой в изогнутом мощном клюве поблескивающей тусклым серебром рыбиной.

Одна из птиц опустилась на песок и покосив темным глазом в сторону девочки, наконец решилась и поковыляла к протянутому маленькой рукой сухарику.

– Хорошая, ты хорошая! Моя красавица! – гладя гладкую, кажущуюся прохладной, голову птицы, ласково приговаривала Эни. Птица проглотила сухарь. Еще раз оглядела девочку и издав гортанный клекот, расправила крылья и взмыла в воздух.

– Пока, птичка! Я буду скучать по всем вам, птички! – крикнула Эни. Обернувшись на дом, она заметила в окне отца и помахала ему. Отец помахал в ответ и поманил Эни рукой, давая понять, что пора уходить с пляжа.