Филип Фармер - Любовники. Плоть

Он глянул на статую. Женщины не было видно.

– Современная наука, – продолжал он, – столь специализированна, что информативная коммуникация между учеными одной специальности стала весьма затруднительной. Каждый ученый обладает глубоким вертикальным знанием собственной скромной области, а вот горизонтального знания ему недостает. Чем больше он знает о своем предмете, тем меньше ему известно, чем заняты другие люди в родственных научных областях. У него просто нет времени на то, чтобы прочесть даже пару-тройку из поражающей всякое воображение массы статей. Дело зашло так далеко, что из двух докторов, специализирующихся на дисфункциях носовых проходов, один лечит левую ноздрю, а другой – правую.

Фобо в ужасе всплеснул руками:

– Но ведь наука остановилась бы, будь это действительно так! Вы наверняка преувеличиваете!

– Что касается врачей – да, – ответил Хэл, выдавив слабую улыбку. – Но преувеличение не столь велико, как может показаться. И действительно, наша наука теперь развивается не в геометрической прогрессии, как было когда-то. Ученым не хватает времени и очень сильно не хватает общения. Важное открытие, сделанное в смежной области, ничем не поможет специалисту, поскольку он о нем не услышит.

Хэл увидел, как из-за цоколя статуи на миг высунулась голова и снова нырнула в тень. Его прошиб пот.

Фобо стал расспрашивать Хэла о религии Предтечи. Хэл был немногословен и некоторые вопросы просто игнорировал, хотя и не без чувства смущения. Кувыркун – сейчас, да и раньше, – прежде всего придерживался логики, а логика – свет, который Хэл никогда не направлял на то, чему его учили уриелиты.

– Я могу тебе сказать лишь то, что почти все люди путешествуют по субъективному времени, но лишь Предтеча, его заблудший ученик Уклонист и жена Уклониста способны путешествовать по времени объективному. Я знаю, что это правда, потому что Предтеча предсказал, что случится в будущем, и все его предсказания сбылись. И…

– Все предсказания?

– Ну да, все, кроме одного. Но оказалось, что это нереальное предсказание, псевдобудущее, каким-то образом вставленное Уклонистом в «Западный Талмуд».

– Откуда же вы знаете, что те предсказания, что не сбылись до сих пор, – не ложные вставки?

– Ну… в общем, не знаем. Единственный способ узнать наверняка – подождать, пока придет их время. И тогда…

Фобо улыбнулся:

– Вот тогда вы убедитесь, что вот это конкретное предсказание написано и вставлено Уклонистом.

– Конечно. Но уриелиты уже несколько лет работают над методом, который, как они говорят, сможет доказать на основании внутреннего свидетельства, реально или фальшиво будущее событие. Покидая Землю, мы в любой момент готовы были услышать, что наконец-таки найден безупречный метод. Сейчас, разумеется, мы ничего не знаем, – и не узнаем, пока не вернемся на Землю.

– Я чувствую, что этот разговор нервирует тебя, – сказал Фобо. – Быть может, нам лучше будет продолжить его в другой раз. Скажи мне, что ты думаешь об этих руинах?

– Они просто великолепны! Конечно же, меня очень интересует все, что связано с этим исчезнувшим народом, поскольку они были млекопитающие, подобно нам. И я не в силах себе представить, как они могли почти полностью вымереть. Будь они похожи на нас, что весьма вероятно, они бы процветали.

– Вырождающийся, сварливый, жадный, кровавый, разорительный род, – ответил Фобо. – Хотя несомненно, что в их числе изредка встречались очень хорошие люди. Я сомневаюсь, чтобы они сами себя истребили до такого состояния, что осталось лишь несколько десятков особей. И сомневаюсь, что их род выкосила какая-то чума. Но спокойной ночи сейчас, я устал, и потому я иду спать.

– А мне вот не спится. Поброжу-ка здесь еще немного. Эти руины так красивы при яркой луне.

– Похоже на стихи нашего великого барда Шамеро. Если бы я мог их вспомнить и правильно перевести на американский, я бы тебе их прочел.

Вложенные друг в друга «птички» губ Фобо приоткрылись в зевке.

– Я пойду лягу спать, отправлюсь на покой, в объятия Морфея. Но прежде всего: есть ли у тебя какое-либо оружие, клинки, стрелятели для защиты тебя от тех созданий, что рыщут в ночи?

– Мне дозволено носить нож в ножнах на голени, – ответил Хэл.

Фобо сунул руку под плащ, достал пистолет, протянул его Хэлу и сказал:

– Вот! Надеюсь, тебе не придется пустить его в дело, но заранее это неизвестно. Мы живем в диком и хищном мире, мой друг. Особенно здесь, вдали от городов.

Хэл с интересом поглядел на оружие, похожее на то, что он видел в Сиддо. Грубая работа – по сравнению с изящными автоматами на «Гаврииле», но некая аура таинственного очарования инопланетного изделия… Кроме того, он походил на старые стальные пистолеты Земли. Шестигранный ствол чуть короче трех дециметров, калибром – на глаз – миллиметров десять. Вращающийся барабан с пятью медными патронами; патроны наполнены черным порохом, заряжены свинцовыми пулями и снабжены ударными капсюлями, содержащими, вероятно, гремучую ртуть. Странно, что как такового спускового крючка у пистолета не было: сильная пружина ударяла бойком по капсюлю, когда палец отпускал боек.

Хэл не отказался бы рассмотреть механизм, поворачивающий барабан при оттяжке бойка назад. Однако ему не хотелось, чтобы Фобо задержался здесь хоть на секунду дольше времени, необходимого, чтобы его спровадить.

И все же он не удержался от вопроса, почему в Сиддо не используется спусковой крючок. Фобо не сразу понял, что к чему. Когда Хэл объяснил подробнее, кувыркун заморгал большими круглыми глазами (непривычное и не слишком приятное зрелище, потому что движение совершало нижнее веко) и сказал:

– Никогда о таком не думал! А ведь это, кажется, удобно и не так утомительно для стрелка?

– Мне это очевидно, – ответил Хэл. – Но я ведь землянин и мыслю как землянин. И давно подметил тот вполне ожидаемый факт, что вы, озановцы, не всегда думаете так, как мы.

Он отдал пистолет Фобо и сказал:

– Прости, не могу его взять. Ибо мне запрещено носить огнестрельное оружие.

Фобо посмотрел озадаченно, но решил, что спрашивать о причине – неполитично. А может, он слишком устал от вопросов и ответов.

– Очень хорошо, – сказал он. – Шалом, алоха, приятных снов. Да посетит тебя Сигмен.

– И тебе шалом, – ответил Хэл.

Он смотрел в широкую спину уходящего в тень кувыркуна, проникаясь странным теплым чувством к этому созданию. Странный, чуждый, несуразный – Фобо Хэлу нравился.

Он повернулся и направился к статуе Великой Матери. Приблизившись к тени, спадающей с ее цоколя, он увидел женщину, скользнувшую в тень трехэтажной кучи щебня. Повернув в ту сторону, он увидел ее впереди, прислонившуюся к какому-то монолиту. Совсем рядом поблескивало озеро, серебристо-черное в лунном свете.