Филип Фармер - Любовники. Плоть

– Настоящим тебе приказано исследовать слово «уоггл» согласно плану № ST-LIN-476, если только тобой не получен приказ с более высоким номером приоритета. В любом случае ты ответишь на это письмо не позже 12 плодородия 550 года.

Хэл прогнал письмо до конца. К счастью, у остальных трех слов приоритет был ниже. Не нужно пытаться прыгнуть выше головы: исследовать все четыре одновременно.

Но уезжать придется завтра утром после доклада Ольвегссену. То есть не стоит даже распаковывать вещи: все равно день за днем предстоит носить одну и ту же одежду, иногда не успевая даже ее вычистить.

Не то чтобы он не желал поскорее убраться отсюда. Просто сейчас он устал и хотел бы немного отдохнуть перед очередной командировкой.

«Отдохнуть ?» – спросил он себя, сняв очки и посмотрев на Мэри.

Она как раз поднималась со стула, выключив тридэ. Наклонилась выдвинуть ящик из стены. Он увидел, что Мэри достает их ночную одежду, и, как в прошлую ночь и в несколько ночей до того, ощутил вздымающуюся волну тошноты.

Обернувшись, Мэри удивилась выражению его лица.

– В чем дело?

– Ни в чем.

Она прошла по комнате (всего несколько шагов из конца в конец – это ему напомнило, насколько больше шагов приходилось делать, когда он был в Заповеднике). Подав ему скомканную массу белья, она сказала:

– Не думаю, что Олаф все это чистил. Не его вина, конечно – деионизатор не работает. Он оставил записку, что вызвал техника. Но ты же знаешь, как долго они чинят.

– Я сам починю, когда выдастся свободная минута, – ответил он. – Великий Сигмен! Сколько же времени чистка не работает?

– С самого твоего отъезда, – ответила она.

– Как же он потеет! – сказал Хэл. – Как будто живет в вечном ужасе. Неудивительно! Старина Ольвегссен меня тоже пугает.

Мэри покраснела.

– Я все время, постоянно молюсь, чтобы ты не богохульствовал, – сказала она. – Когда ты бросишь эту нереальную привычку? Разве ты не знаешь…

– Знаю, – резко перебил он. – Каждый раз, как произношу имя Предтечи всуе, именно на это время я задерживаю Остановку Времени. И что?

Мэри вздрогнула и отшатнулась от этой вспышки ярости.

– И что? – повторила она. – Хэл, ты серьезно?

– Нет, конечно! Как я могу сказать такое всерьез? – ответил он, тяжело дыша. – Конечно, нет! Как можно? Просто меня бесит, что ты постоянно тычешь мне в нос моими провинностями.

– Предтеча сказал, что каждый должен напоминать брату своему о его нереальностях.

– Я тебе не брат. А муж, – сказал он. – Хотя частенько – сейчас, например, – жалею об этом.

Маска чопорной святоши слетела с лица Мэри, глаза ее наполнились слезами, задрожали губы и подбородок.

– Сигмена ради! – сказал Хэл. – Только не плачь.

– А как мне удержаться от слез, – всхлипнула она, – когда мой собственный муж, плоть моя и кровь, соединенный со мной Реальным Церством, обрушивает на меня столь несправедливые слова? И я ведь ничем этого не заслужила.

– Ничем, кроме того, что постоянно закладываешь меня гаппту , – ответил он. Отвернувшись от нее, он отогнул кровать от стены. – Похоже, что постельное белье тоже воняет Олафом и его толстухой женой.

Он понюхал простыню, брезгливо сморщил нос:

– Фу!

Сорвал с матраса все постельное белье и бросил на пол. И свою пижаму тоже.

– К Ч это все! Буду спать в одежде. А ты еще называешь себя женой? Почему же наше барахло не оттащила к соседям и у них не почистила?

– Ты сам знаешь, – ответила Мэри. – У нас нет денег, чтобы заплатить за пользование их чисткой. Будь у тебя М.Р. повыше…

– А как мне повысить М.Р., когда ты бегом бежишь к гаппту и докладываешь о каждом мельчайшем моем отступлении?

– А вот это уже не моя вина ! – возмутилась она. – Какой я была бы сигмениткой, когда бы солгала доброму авве и сказала, что ты заслуживаешь лучшего М.Р.? Да я бы спать спокойно не смогла после такого, зная, как глубоко была нереальна и что Предтеча видит мою ложь! Когда я говорю с гапптом , то чувствую, как жгут меня невидимые глаза Исаака Сигмена, читая каждую мою мысль. Я просто не могла бы! Стыдись! Желать, чтобы я пошла на такое!!

– И Ч с тобой! – огрызнулся он и удалился в неназываемую.

Внутри тесного помещения он сбросил одежду и встал под разрешенный ему тридцатисекундный водяной душ. Приблизился к ветросушилке и подождал, пока обсохнет. Потом почистил зубы, яростно орудуя щеткой, стараясь стереть ужасные слова, прозвучавшие минуту назад. Как обычно, ему становилось стыдно за них. И вслед за стыдом явился страх, что Мэри расскажет гаппту , что расскажет гаппту он сам и что будет потом. Вполне возможно, что его М.Р. еще больше понизят, что его оштрафуют. И тогда его бюджет, вытянутый в тонкую ниточку, просто лопнет. И он окажется в таком долгу, в каком еще не бывал, не говоря уже о том, что его проигнорируют, когда придет время следующего повышения.

С этими мыслями он оделся в ту же одежду и вышел из неназываемой. Мэри протиснулась мимо него, направляясь туда же. Она удивилась, увидев его в одежде, остановилась и сказала:

– Вот как? Да, ты же бросил ночную одежду на пол! Хэл, не может быть, чтобы ты решился…

– Именно так, – ответил он. – Я не буду спать в потных тряпках Олафа.

– Хэл, пожалуйста, не произноси этого слова. Ты знаешь, что я не выношу ругани.

– Прошу прощения, – сказал он. – Возможно, ты предпочтешь, чтобы я выбрал для этого исландское слово или что-то из иврита? В любом языке, какой ни возьми, это слово означает те же мерзкие человеческие выделения: ПОТ!

Мэри зажала уши ладонями, вбежала в неназываемую и захлопнула за собой дверь.

Он бросился на тощий матрас и закрыл глаза локтем, защищаясь от света. Через пять минут он услышал, как открывается дверь (она поскрипывала, требуя смазки, но, конечно, не получит ни капли, пока их и Олафа Маркони бюджет не позволит ее купить). А если его М.Р. резко устремится вниз, то Маркони могут подать прошение о переводе в другую квартиру. И если найдут такую, то к Хэлу и Мэри подселят другую, еще более сомнительную пару (вероятно, едва-едва повышенную из низшего класса профессионалов).

«О Сигмен! – подумал он. – Отчего же я не могу довольствоваться тем, что имею? Почему не могу полностью принять реальность? Зачем во мне столько от Уклониста? Скажи мне, скажи!»

И услышал голос Мэри, устраивавшейся рядом с ним:

– Хэл, но ты же не всерьез придумал этот нешиб ?

– Какой нешиб ? – переспросил он, хотя знал, о чем она говорит.

– Спать в дневной одежде.

– А что такого?

– Ты сам отлично знаешь, что такого, Хэл!

– Нет, не знаю.

Он убрал руку с глаз и уставился в сплошную черноту. Мэри, как предписано, выключила свет полностью.