Геннадий Бурлаков - Легенды далекого Острова. Цикл «Постскриптум легенды». Том 1

Он сказал так же, что через этот браслет мы сможем теперь общаться вживую, без телефона, радио и писем. И показал, как это работает. Вот тогда это стало для меня настоящим шоком. Одно дело начитаться в любимой фантастике о таких средствах связи, а другое дело, когда сам говоришь через виртуальный экран с собеседником. Мы тогда расположились с Табулом на пустынном пляже, на расстоянии несколько десятков метров друг от друга и тренировались, – а точнее он тренировал меня, – разговаривать по видеотелефону, – фантастика! Ведь в те годы даже о мобильных телефонах нам ничего еще не было известно. А советские компьютеры занимали целый этаж. И это я еще не знал всех свойств устройства у себя на руке!…

Конечно, теперь после такой демонстрации я его никому не отдам и не покажу!

1985.

Последний разговор с ним состоялся тогда, когда я закончил учебу в институте и поехал на практику:

– Привет, Табул. Как дела?

– Дела, Толик, очень хорошо! Мы в настоящее время закончили обустройство большого комплекса помещений, много другой работы, – и готовимся отправиться в дорогу, домой. Нас дома ждут семьи, дети, родные, и мы все соскучились.

– Наверно не меньше, чем я соскучился по своим родителям.

– Наверно, наверно.

– А как вы едете? На поезде?

– Шутишь? Нет, дорогой. Мы все грузимся на корабли и поплывем целым большим караваном по океану. Знаем, что там готовится большой праздник в честь нашего прибытия, и потому мы тоже подготовили и подарки, и наши сердца для наших любимых.

– Но ты говорил, что твоя любимая всегда около тебя?…

– Так и есть. И жена, и дети. Но там, на родине, остались жены и дети остальных командировочных, и они нас всех будут встречать.

– И что? Много кораблей готовится в путь?

– Ты даже себе представить не сможешь. Когда мы стали выводить корабли из гавани и акватории порта, то весь рейд, – чуть не до горизонта, – забит разными посудинами.

– Я вижу, что на кораблях много флагов?

– Ты правильно видишь! Корабли украшены флагами, фонариками, транспарантами, плакатами. Мы очень хотим приехать домой с праздничным настроением, и сделать праздничное настроение своим близким, ожидающим нас там. У нас готовы фейерверки, воздушные шары, чтобы запустить в небо, китайские воздушные змеи и фонарики, – и много чего еще…

– Табул. Я рад за вас всех. Передавай привет своим близким и друзьям. Счастливого пути!

– Спасибо! Большое спасибо! До встречи на……..

В этот момент за спиной у Табула возник яркий свет, – и спустя мгновение изображение пропало.

Я не был экспертом в том, что происходило. Вспышка, – так вспышка. Может быть, фейерверки или фонарики зажглись в тот момент, когда Табул выключал связь?

Потом, спустя время, когда Табул долго не выходил на связь и не отвечал на вызовы, я стал думать, что браслет испортился у меня или у Табула.

И только спустя годы я стал понимать, – что-то страшное там произошло. Тогда в памяти встала картинка той вспышки. Я понял, что в месте концентрации кораблей что-то произошло: взрыв, похожий на атомный, возможно, убил моего заокеанского друга, и навсегда сделал браслет ненужным. Я думал, что не нужным…

Что там произошло в тот день, я узнал спустя еще много лет.

Этот взрыв поставил точку на прошлом. А браслет открыл новый путь для меня на всю жизнь.

Время остановилось.

Как можно представить себе, что мир вокруг Вас сузился до размеров Вашего тела? Или даже еще меньше. Или расширился до такой степени, что достигнуть другого человека стало так же невозможно, как пешком достигнуть другой галактики? Как можно жить и ничего не хотеть? Жить, и стараться ни о чем не думать? Как не стараться жить прошлым, если у тебя нет будущего? Если у тебя нет даже завтра, а точнее, если завтра началось даже не вчера, а сотни, тысячи лет назад…

Капитан сидел в центральном Зале Управления на своем законном месте и старался ни о чем не думать. Варианты возможных течений будущего никак не устраивали его ранее деятельную натуру, а принятие различных решений, могущих изменить настоящее, не соответствовали той степени усталости, которую он испытывал.

А ведь как всё здорово начиналось! Когда это начиналось? Пять, десять, двадцать тысяч лет назад? Или миллионов? Миллиардов? Скорее вперед… Простого пространственного, а не релятивистского времени. Скорее, даже больше в абсолютных цифрах, – только он уже не помнил сколько.

Википедии: Релятивистское замедление времени – кинематический эффект специальной теории относительности, заключающийся в том, что в движущемся теле все физические процессы проходят медленнее, чем следовало бы для неподвижного тела по отсчётам времени неподвижной (лабораторной) системы отсчёта.

Он давно перестал считать годы, перестал праздновать свой день рождения. Да и что считать днем рождения: день физического произведения на свет, или спасения от смертельной опасности, или – и это самое частое – день очередного приема молодильного эликсира? Он пробовал вспомнить свое настоящее имя, данное ему при рождении родителями, но даже это было для него уже чуждым, странным, далеким. Таким далеким, что просто являлось чей-то чужой жизнью. Не его!

Он тысячи и десятки тысяч лет носил одно имя: Капитан. Были и модификации: Главный, Высший, Командир, Отец, Батя… Но всегда новые, придуманные людьми имена, возвращались к имени Капитан, когда им было надо обратиться к нему лично. И никто уже и не помнил, как же его зовут: Рагим, Талан, Иван, Кулюмади или Харан. Никто, даже он сам, давно не помнили, что у ЭТОГО человека должно быть имя. Думалось, что если бы пришлось его хоронить на высокой горе, как принято у многих народов хоронить своих героев или правителей, то на постаменте не было бы ни его настоящего имени, ни дат рождения, ни описаний его боевого пути, ни описаний его общественной значимости, – ничего. Только одно слово: «Капитан». Или даже «Капитан станции РЕЯ». Первый и единственный ее капитан. И это имя заменило бы всё: даты рождения, имя, данное при рождении, описание боевого и жизненного пути, описание общественной значимости, и многое-многое другое, что не уместится ни на памятнике, ни на рекламном буклете…

Нет, ну, конечно, вся информация хранится в памяти компьютера и в памяти Кибелы (Планетарный Искусственный Интеллект станции), – но это была как бы сторонняя информация, никак уже не связанная с ним эмоционально, социально, семейно. Это как чья-то история, написанная, читаемая, – и далекая, типа литературная, а не личная. Не лично твоя. Не родная. Он часто одно время просил Кибелу вывести на голо-экран изображение своих родных, родителей, любимых, детей, друзей прошлого. Но ничто не пробуждало в нем не только слез об утраченном, но даже и грусти, сожаления, горечи утраты. Это были просто голографические или плоские картинки, просто чья-то история, просто события прошлого. Но не его, не родное, не важное уже до такой степени, чтобы от этого страдать, радоваться, болеть за это душой. Просто картинки и история…