Александра Пискунофф - Застывшие в поцелуе

Дотянувшись до трубки, Герман открыл глаза и увидел себя в огромной квартире, именно такой, о которой всегда мечтал. И всё было в точности. Спальня огромных размеров и плательный шкаф из малазийского красного дерева, заполненный костюмами самых крутых модных фирм. Десятки сорочек и галстуков и отдельная гардеробная с обувью. Что может быть более странным, чем костюм, который идеально садится по фигуре, без изъянов, и делает тебя ещё более совершенным?! А сколько обуви?! Век её не переносить. Это сон или реальность? И всё это было больше чем реальность. Но ему почему-то казалось, что на окне не хватает старого засохшего кактуса, а в отражении зеркала мелькает силуэт кота с отмороженным ухом…

Тяжёлые портьеры из восточной ткани, потолок с лепниной в виде маленьких ангелов, которых можно принять за демонов и обнаружить на их очаровательных головках маленькие рожки, а на детских личиках – искушённые загадочные улыбки. Если присмотреться к ним внимательнее, они разные, и у каждого своё лицо. Вот тот, что спрятался в углу, самый милый, потому что он не смотрит на Германа и не задаёт ему мучительного вопроса: зачем ты здесь? А самый злой – в центре, его стрела туго натянута и всегда направлена на смотрящего. Как мог отец жить в квартире, напоминающей аквариум, в стиле хай-тек, где вместо стен прозрачные стекла? И странное ощущение, что кроме гневливого ангела ещё кто-то незаметно подсматривает за тобой, и хочется убежать на крышу дома, откуда весь город как на ладони, всё такое маленькое и игрушечное, как будто снова вернулся в детство, а рядом витают и пляшут облака, вызывая ощущение восторга, сотканного из нежнейшего изысканного шёлка с тёплыми цветовыми оттенками.

– Просыпайся, это я – Глеб, твой брат!

Глеб был похож на Германа, но шире в плечах и со смеющейся улыбкой на губах, он был любимцем отца, а на Германа возлагались большие надежды. Они были похожими и одновременно разными. Рядом с Глебом стоял мужчина в чёрном строгом костюме, отдалённо напоминающий Герману бомжа, собиравшего железные банки возле мусоропровода:

– Я вас не знаю, – сухо парировал Герман на появление мужчины, с первого взгляда, вызывающего у него отторжение.

– Это коллектор, – приветливо ответил Глеб. – Пришёл описывать имущество.

– Коллектор? – закурив сигарету, Герман вышел на широкий балкон и, подойдя почти к краю, посмотрел вниз.

Там далеко внизу был другой мир, и какой-то человек настойчиво сверлил Германа взглядом, так, что ему стало не по себе, а в голове, как азбука Морзе, передавались сигналы, и на секунду Герману почудилось, что незнакомец его хорошо знал, но он отогнал от себя эту настойчивую мысль и перевел взгляд на брата, стоявшего рядом с ним.

– Если ты хочешь сигануть с 41-го этажа вниз, то заранее составь на меня завещание. Потому что именно мне придётся собирать тебя потом по кусочкам, разбросанного на асфальте, а это зрелище не для слабонервных, – с легкой ухмылкой и убедительно умным лицом говорил Глеб. – Откуда здесь коллектор?

– Квартира отца находится в залоге. Мы должны за неё заплатить или съехать. Счета отца пустые. Вот как-то так, – рассуждал Герман.

– А как же его открытия, оцениваемые в миллионы? – недоумевая, Глеб смотрел на брата.

– Есть шифр от сейфа, но нет сейфа, где находится его секрет на миллион. – Герман достал из кармана исписанный неразборчивым почерком лист, вырванный из какой-то книги.

– Ты всё-таки нашел? – Глеб внимательно изучал написанное.

– Шифр к сейфу, которого нет, – Герман артистично развёл руками, демонстрируя свою эрудицию и великих классиков. – Ни дома. Ни на работе. Нигде. Зачем ключи от двери, если нет двери? А был ли мальчик?

– Ты смотрел в компьютере?

– Он чист и невинен, как детская слеза.

– Значит, у нас только этот лист бумаги. Не густо, – Глеб глубокомысленно усмехнулся, как делал это всегда, но за всем этим скрывалась лишь простодушная улыбка. – И в отличие от тебя, при любых обстоятельствах, я люблю жизнь и не люблю работать, вот такой нравственный урод.

– Это точно, – сухо ответил Герман, экстравагантно стряхнув пепел с сигареты.

Ему легко и приятно было находиться в компании с братом. Глеб рассмеялся, как смеётся ребёнок, не задумываясь, о чём он говорит и искренне веря – всё, что он говорит, является непоколебимой истиной:

– Я – герой своего времени. А вот кто ты? Ты словно оказался не в том времени и не в том месте. Может быть, ты хочешь повторить героическую жизнь нашего отца? Но для начала рассмотри его биографию под большой увеличительной лупой, и тогда реши для себя, ты действительно этого хочешь?

– Кофе и хаоса! – воскликнул Герман, иронично разбрасывая на пол аккуратно сложенные вещи домработницей Амалией Генриховной, которая досталась ему в наследство от отца вместе с квартирой на 41-м этаже, гардеробной, антикварным столом и декоративным сухим деревом.

Худая невысокая женщина без возраста, малоразговорчивая, серьёзная, в круглых очках и со строгой причёской из неокрашенных волос, была образцом преданности, пунктуальности и аккуратности. Она доводила квартиру до совершенства, являясь активным борцом на протяжении всей своей жизни с пылью, беспорядком и нездоровым питанием.

– Ничего не трогайте! – сухо произнёс коллектор. С блокнотом и ручкой, он тщательно осматривал всю квартиру, от шариковой ручки до состарившегося во времени, сделанного из кожи саквояжа, не один раз штопанного местным сапожником, и что-то неразборчивым почерком фиксировал в свой невзрачный, замусоленный от жира блокнот.

– Я вижу, вас повысили в должности, – подтрунивая, заметил Герман. – Каково это, быть коллектором? Палач лишает человека головы, и это более гуманно. Вы же забираете состоявшуюся жизнь, при этом не сочувствуете, и даже не краснеете, словно и вовсе лишены совести.

– Зря вы так. Совесть – это артефакт прошлого века. Сегодня же она утратила свою свежесть и актуальность, – серьёзно говорил мужчина, не отрываясь от своей работы. – Я всего лишь чиновник, соблюдающий порядок. Моя профессия, что ни говори, самая полезная для общества.

Глеб сидел возле антикварного стола, когда-то принадлежавшего отцу, за которым он сделал многие открытия. На столе зияло светлое пятно от кружки, оставленное на дорогой мебели.

– Ты пил кофе за папиным столом? Что на это скажет Амалия Генриховна?

– Наверное, она бы умерла вместе со столом, – предположил Герман. – Или превратила его в алтарь науки. Представляете поток паломников, желающих прикоснуться к священной реликвии. За этим столом наш отец сделал величайшее открытие, перевернувшее весь мир.