Чхве Чинён - К солнцу за горизонт

В Улан-Удэ мою попытку воровства заметили. Нам с Мисо пришлось бежать. Мисо хорошо бегала – настолько хорошо, что мне за ней было не угнаться. Но бежать так быстро, как ей хотелось, она не могла: выпускать мою руку было запрещено. В такие моменты я чувствовала себя демоном, который то и дело обрывал распускавшиеся у нее за спиной крылья. Если бы не я, она сама – без машин и поездов – добежала бы до края земли и даже не запыхалась. Или бежала бы до тех пор, пока не взлетела бы, как птица. Мисо тянула меня за собой, пока ее ладонь не выскользнула из моей. Она остановилась, словно игрушка, у которой кончился завод. Мой маленький ангелок простодушно поднял на меня взгляд. Из-за меня она не могла бежать дальше. Просьба папы звучала неправильно. Вместо того, чтобы просить меня позаботиться о ней, он должен был просить ее: «Даже если выпустишь руку сестры, продолжай бежать. Если выпустишь – беги быстрее».

Мерзавцы, поедавшие печень детей, были и в России. Похоже, здесь считалось, что печень девочек гораздо эффективнее печени мальчиков. Если бы я умела показывать фокусы, если бы могла превратить салфетку в розу, если бы могла спрятать Мисо у себя в кармане подобно голубке, которая исчезает в волшебной шляпе…… Приходилось избегать людных мест, но там, где не было людей, не было и еды. Легкомысленное решение идти через лес грозило встречей с дикими животными. Нужно было остерегаться и голодных собак. Словно лошади или коровы, мы передвигались вдоль железнодорожных путей и время от времени забредали в города и деревни. Оставшиеся в селах люди ожесточенно их охраняли. Они опасались замеченных на дороге путников, а путники опасались их. Любое неосторожное движение или подозрительное выражение лица легко могло стать причиной убийства. В разрушенных поселениях мы собирали еду и теплую одежду. Каждый раз, когда, окруженные лишь морозом, мы оказывались посреди пустоши, где было не укрыться от ветра и снега, тело становилось обременительным, раздражали даже собственные органы чувств. Некий бог, существующий лишь словами и светом, понятия не имеет, что такое голод и холод. По этой причине его нельзя считать совершенным, и по этой же причине он может существовать вечно. Если бы я могла с кем-то поговорить, то в первую очередь спросила бы: «Эта зима когда-нибудь закончится? В России вообще есть весна?»

Прошлая весна.

Обхватив ладонями теплую кружку с кофе и закутавшись в плед, я слушала ночное радио. В два часа вдруг полил дождь. «Жаль, теперь все эти белые цветы опадут», – подумалось мне с каким-то облегчением. Я убавила радио, чтобы лучше слышать звук дождя.

Только что закончились промежуточные экзамены. Досада из-за того, что на международном экзамене по английскому языку я набрала меньше баллов, чем ожидала, неуверенность, смогу ли в будущем заниматься тем, чем хочу, и едва уловимая головная боль не давали той ночью провалиться в глубокий сон. Утром, когда я открыла глаза, сияющие солнечные лучи тихо поедали капли ночного дождя. У меня была мечта: я хотела вести свое ночное радио. Хотела проводить ночи в маленькой студии.

Смерть тогда была далеко, а тропа, по которой мне вот-вот предстояло карабкаться, выглядела крутой, но скучной. Родители больше десяти лет выплачивали кредиты, я должна была заботиться о своих кредитах сама, а Мисо, у которой даже не было друзей, проводила дни в одиночестве. Тусклая меланхолия, словно въевшийся запах жареного мяса, сопровождала меня даже в веселые и радостные моменты жизни. Между мной и остальным миром всегда висела густая дымка, поэтому в те дни на все свои вопросы я получала лишь самые расплывчатые, туманные ответы. Но, как бы то ни было, тогда над головой у нас была крыша, защищавшая от дождя и снега, был теплый пол под ногами. Если бы я не захотела никого видеть, если бы мне стало страшно, в то время я могла бы закрыть дверь в свою комнату, забраться под письменный стол и слушать там музыку. В холодильнике всегда ждала питьевая вода и кимчи, в контейнере хранился рис, в любой момент можно было открыть буфет и достать лапшу быстрого приготовления. Можно было включить свет, помыться в горячей воде. Можно было купить пива в круглосуточном магазине. Чтобы высветилась цена, достаточно было лишь навести сканер на штрихкод. Можно было наблюдать за прохожими без страха и ненависти. Можно было просто наблюдать.

Не случись тогда ничего, ничего так бы и не случилось.

Дом, в котором мы жили, так и не стал бы нашим, тот кредит превратился бы в следующий, а мы откладывали бы смерть со словами: «Так тяжело, что жить не хочется!» Смирно, покорно мы понемногу укорачивали бы данное нам время и уходили из жизни.

– До начала весны мы уедем из этих краев, – сказала женщина, доверившая мне сына в церкви.

У нее был муж, и была машина. Женщина сразу спрятала ребенка на заднем сиденье, но уезжать не спешила. Похоже, ей было страшно оставлять нас с Мисо посреди дороги. Если бы я не была кореянкой, и если бы со мной не было Мисо, женщина уехала бы без раздумий. Да и сына своего не доверила бы в мои руки. В свою очередь я, встреться мне эта машина без пассажиров, обязательно украла бы оттуда что-нибудь. Даже последнюю банку консервов забрала бы не мешкая.

Мы оставили женщину наедине с ее сомнениями и пошли. За спиной хлопнула дверь машины, и женщина медленно подъехала к нам. Опустив окно, она велела взять с заднего сиденья необходимые нам вещи. Сказала, это в благодарность за то, что я присмотрела за ее сыном. Пассажирское сиденье было забито одеялами, одеждой, бутылками с водой, консервами и дегидрированными продуктами. Рассматривая все это, я встретилась глазами с ее мужем. У него был отрешенный взгляд. Взгляд человека, который лишился чего-то дорогого. Мужчина был подавлен даже несмотря на то, что находился рядом с женой и сыном, несмотря на то, что мог передвигаться на машине, набитой консервами и водой. Я вытащила две банки консервированной рыбы и отошла. Женщина не уезжала. Я вернулась к машине и взяла пару пакетов порошкового супа и две банки фасоли. Женщина вытащила из черной сумки большую горсть карамельных конфет, протянула их нам, и, лишь когда я приняла их, машина тронулась. Отъезжала она медленно, но быстро ускорилась.

Я сложила продукты в рюкзак и сунула Мисо в губы конфету. Снег забивался в просивший каши ботинок. Ночью мне придется совсем худо. Как же хочется отмокнуть в горячей воде. Интересно, летом будет лучше? Летом можно было бы искупаться в озере. Можно было бы не искать стены и крышу для ночлега. Выходит, надеждой для меня были не земли, до которых я могу добраться, а время? Светлые, теплые дни, которые наступят, когда Земля на своей скорости обернется вокруг Солнца, – будучи человеком, я могу лишь жить и ждать с ними встречи. А потом опять наступит зима. Надежда, как и время, приходит и, не задерживаясь, снова уходит. Интересно, куда отправились те люди? Они тоже потеряли родных?