Александр Розов - Голод богов (1)

— Не я это, — испуганно ответил тот, — обознались вы, благородный дон. Сроду я не разбойничал, зерном торгую, и отец мой зерном торговал, всякий подтвердит.

— Я о другом тебя спросил, почтенный Вага. Я спросил, что с городом.

— Так ведь сами видите, благородный дон. Считайте, все сгорело, только стены да печные трубы остались.

Видимо, так и обстояло дело — без преувеличений. Пожар постепенно слабел — просто потому, что в городе не оставалось практически ничего, способного гореть.

Тем временем, подъехала Светлая. Легко соскочив на землю, встала рядом с Руматой. Они молча переглянулись. Еще перед штурмом было договорено: он разбирается с военными, она — с гражданскими.

— Сами виноваты, — твердо сказала Кира, — открыли бы сразу ворота и цело было бы все ваше добро.

— Мы бы и открыли, — проворчал кто-то, — так ведь эти в миг бы нас на стене вниз головами развешали.

— А почему они — вас, а не вы — их?

— Так ведь мы — люди мирные…

Румата вздохнул. Все тот же сон. Стоят, как стадо и ждут, кто придет их стричь в следующий раз. Пришли орденские — ограбили. Сейчас вот пришли Светлые, орденских выгнали, город сожгли, и, опять же ограбили. Вернее, начали грабить, а чем закончат — еще неведомо. Может, по пожарищу пройдут и все, что в погребах уцелело, отберут. Может, женщин изнасилуют, а может вообще всех молодых угонят в рабство. Продадут, к примеру, соанцам, на галеры. А чему удивляться? Так всегда. Что с ними делать? А, пусть Кира решает.

— Слушайте, почтенные, — говорила, тем временем, Светлая, — я обещаю, что наша армия никого не обидит и в городе ничего не тронет. Но если хотите нашей защиты — придется вам принести присягу. Теперь — решайте. Как скажете — так и будет.

Дальнейшее Румата слушать не стал — и так все ясно, да и своих дел у него еще было выше крыши.

Комендант ничего хорошего от встречи с легендарным доном Руматой не ждал. Как не прикидывай, дальнейшая судьба виделась хуже некуда. Или продажа на галеры, или в яму, в расчете на выкуп от Ордена. А, может, просто в яму. Насовсем. Говорят, у этих посланцев дьявола, что прозываются Светлыми, золота больше, чем во всем Енгабане, так зачем им какой-то выкуп? А скорей всего, просто сожгут, да и все дела. Вон какой костер развели — на нем в один прием и коменданта и пятерых его оставшихся офицеров спалить можно.

А простых братьев просто переколют как баранов и съедят… Говорят же, что в войске Хозяйки едят пленных. Вроде, от варваров этому делу научились…

Ну вот и сам дон Румата. Идет, не торопится, травинку жует. Что ему сжечь город? Что ему убить тысячу человек?

Подошел. Глянул равнодушно. Негромко спросил:

— Ваше имя?

— Изыди, нечистый!

Румата вздохнул.

— Я поговорить с вами хочу, а вы дурачитесь.

— Не будь у меня связаны руки, я бы с тобой поговорил!

Мелькнул молниеносно извлеченный из ножен меч. Вжжик. Руки коменданта были свободны, а меч также стремительно вернулся в ножны.

— Теперь — поговорим?

— Голыми руками против мечей? — язвительно отозвался комендант.

— Можно и так, — спокойно сказал Румата, — верните этому человеку его мечи.

Сам же стянул свою перевязь и молча передал стоявшему позади тысячнику.

Комендант жадно схватил мечи. Он не верил своим глазам. Враг просто отдавал себя в его руки. Стоял в трех шагах, спокойный и безоружный. Мало того, еще и улыбался… Другого такого случая не будет! Выпад… Меч пронзил воздух. Теперь враг стоял справа. Как он там оказался? Нет, не уйдешь! Поворот и выпад… Снова в воздух — а враг теперь слева. Еще выпад… еще…

…Комендант колол и рубил воздух. Пот лил с него градом. Стоявшие вокруг воины Хозяйки сопровождали каждый его бессмысленный удар обидным ржанием и улюлюканьем.

«Это действительно демон, — пришла мысль, — я, скудоумный, тщусь поразить демона простой сталью».

Комендант остановился и опустил мечи. В последний раз посмотрел в ясное голубое небо. Прочел про себя короткую молитву. Потом тихо сказал:

— Не глумись надо мной. Не позорь перед войском. Убей — и покончим с этим.

Румата заложил руки за спину и улыбнулся.

— Если бы я хотел убить вас — давно бы убил. Но я просто хочу поговорить. О вашей судьбе и судьбе ваших воинов. Итак, ваше имя?

— Тадаш, — тяжело дыша, отозвался комендант.

— Так вот, почтенный Тадаш, я в некотором затруднении. Просто отпустить вас и ваших людей я не могу. Понимаете почему?

Комендант кивнул. Ясное же дело, кто в здравом уме вот так просто отпустит почти тысячу бойцов противника, пусть и обезоруженных.

— Возиться с пленными у меня нет ни времени, ни желания — продолжал враг, — моя армия готовится к маршу на Арко. Это вы тоже понимаете.

Комендант снова кивнул.

— И что мне остается? — спросил Румата.

Комендант облизнул пересохшие губы. Вопрос-то был простейший. Убить — и все. Он бы поступил именно так. Так что — от него ждут, чтобы он сам огласил смертный приговор себе и своим людям? Ведь бывает и хуже. Выколют глаза, отрубят пальцы на руках — и иди на все четыре стороны.

— Вы куда-то не туда думаете, — заметил Румата, будто прочтя его мысли, — на самом деле я предлагаю вам и вашим воинам службу в моей армии.

— Как!?

— Очень просто. Вы все приносите присягу и я распределяю ваших людей по моим полкам.

Тадаш осмотрелся. Его офицеры, потупившись, глядели себе под ноги. А простые братья оживились, в их глазах читалась мольба и надежда… Вот оно, дьявольское коварство… Ну, нет!

— Мы служим Господу нашему, его церкви и Святому Ордену, а не дьяволу и его посланцам! — отчеканил он. Громко, чтобы все слышали.

Румата стремительно протянул руку и сорвал с шеи Тадаша священный трезубец. Играючи увернулся от запоздалого удара меча и сделал рукой легкое, небрежное движение. Комендант остановился, выронил из рук мечи, а затем рухнул так, будто в его теле разом исчезли все кости.

— Приведите его в чувство, — спокойно распорядился Румата, и пошел между кучками сидящих на земле простых братьев, подбрасывая на ладони священный трезубец, будто какую-нибудь мелкую монетку или случайно подобранный камешек.

— Итак, — медленно говорил он, — попробуем разобраться, что же за предмет у меня в руке. Ведь это, наверное, важно, не так ли?

Он резко остановился и указал пальцем на одного из братьев:

…

— Ты! Встать. Два шага вперед.

Юноша с трудом поднялся на затекших ногах и подошел к Румате.

— Как звать?

— Брат Тиба, благородный дон.

— Так что за предмет у меня в руке, дорогой мой Тиба?

— Это… Это трезубец, которым пригвожден был Господь, слава ему.

— Что, вот этим самым? Посмотри на эту штучку, ей разве что мышь можно пригвоздить. Спрашиваю снова. Что у меня в руке?