Альбина Шагапова - Радужная пандемия

– Меня бросил мужик, – неожиданно для себя, выпалила я.

– А кто он? Кем работает? – тут же застрекотали девчонки. – Богатый?

– Он массажист в поликлинике, где я работаю. Устроился в прошлом году, ухаживал за мной, жениться хотел.

– Фи, – Катюша брезгливо наморщила хорошенький носик. – Спинотёр!

– Да наша Лизка всегда была не от мира сего, – пьяно хихикнула Лерочка.– И знаешь, Лизок, что я тебе скажу: « Замечательно, просто чудесно, что он тебя бросил. Я вижу с тобой другого мужика. Крутого в жизни, ненасытного в постели. Настоящего самца, хищника, который знает, что хочет и идёт к своей цели!»

– А ты Лерку слушай, – доверительно шепнул мне на ушко староста. – Она ведь у нас экстрасенс, ты же помнишь?

– Замолчите! – Маша сделала нарочито-страшные глаза. – Не дай, Бог, инквизиция нагрянет. Вот тогда будет вам и самец, и хищник.

Все заржали, так же весело и задорно, как в далёком счастливом студенчестве.

Я в очередной раз сделала глоток из своей рюмки, коньяк обжёг горло, внутри разлилось тепло. С надеждой взглянула на смартфон, лежащий на столе. Экран оставался чёрен, ни одного уведомления о пропущенном звонке или сообщении.

Может, позвонить ещё раз? Эх, раз, ещё раз, ещё много-много раз! Нет, лучше не стоит? Наверняка, Вадим уже внёс мой номер в «чёрный список».

Вышла из-за стола, направилась в сторону туалета. Сжала трубку крепче, чтобы не выронить из моментально вспотевшей ладони, набрала номер непослушными дрожащими пальцами. Вместо гудка из трубки полилась весёлая, зажигательная музыка. Музыка, под которую мы с Вадимом так лихо отплясывали на пляжной дискотеке, под чёрным куполом неба, под колдовским жёлтым оком луны. Оглушительно пахло морем, нагретым после дневного зноя асфальтом и дымящимся на мангале шашлыком. Как же счастливы мы были тогда! Как влюблены друг в друга! И даже мамина обида, её демонстративное молчание не могли омрачить наше счастье, солнечное, молодое, живое. Но, наверное, в жизни за всё нужно платить, за каждую улыбку Фортуны, за каждую минуту счастья, за каждый солнечный луч.

После этой поездки в наших отношениях с Вадимом что-то поменялось. Да, мы по-прежнему встречались в небольшой квартирке на десятом этаже, посещали театры и кино в неизменной компании моей мамы, болтали по телефону каждый вечер, но мне казалось, что между нами растёт стена, пока тонкая, но с каждым днём становящаяся всё плотнее. Что-то тревожило, угнетало Вадима, и я это ощущала. Задавала вопросы, пытаясь докопаться до причины странного состояния своего парня, но тот лишь огрызался, отмахивался, ссылался на загруженность на работе. Я делала вид, что верю, называла себя кликушей и паникёршей, но ощущение какой-то неправильности не покидало.

И вот вчера случилось то, чего я в тайне боялась.

Я сидела на старом диване. Вадим курил, выпуская седые струйки дыма во влажную синь поздней осени. Клокотал лифт за стеной, за окном просигналила чья-то машина. И внезапно мне показалось, что эту маленькую квартирку со старым диванчиком, скрипучими половицами, громоздким сервантом, доставшимся Вадиму в наследство от бабушки вместе с квартирой, помпезную люстру под пожелтевшим потолком, обои в пошлый цветочек и пыльные тяжёлые шторы я вижу в последний раз. Ощущение напугало. До мурашек, до слабости во всём теле, до противного комариного писка в ушах.

Затяжка, ещё одна и ещё. Жилистая спина мужчины, обтянутая клетчатой рубашкой, напряглась, как перед броском в бурную реку. Затем, тонкие, аристократические пальцы небрежно бросили окурок в пепельницу, вновь чиркнули зажигалкой, и вместе с дымом, в пропахшую сыростью, бензином и гнилой листвой осеннюю хмарь полетели слова, такие же серые, пустые и горькие, как сигаретный дым.

– Я больше так не могу, Лиз, – выдохнул Вадим. – Надоело, до изжоги, до зубной оскомины. Сколько можно скрывать своё пристрастие к табаку перед твоей мамашей? Ходить на свидания святой троицей, мать, дочь и я в качестве святого духа? В театр с мамой, в кино – с мамой, в парк – с мамой. И даже, свалив от неё к морю, мы так и не смогли избавится от её всевидящего ока. Она же каждый наш шаг, каждое наше действие контролировала. Знала бы ты, как меня бесили эти дурацкие, ежечасные отчёты по скайпу, о том, что ели, когда спать легли, куда ходили. Нудные нравоучения о вреде алкоголя, о важности режима дня, о пользе омлетов. В те дни, мне казалось, что она всегда с нами, и даже в постели нас трое. Кому расскажу – засмеют.

– А ты не рассказывай, – улыбнулась я, пытаясь всё обратить в шутку, остановить начинающийся селевой поток. – Просто мы с тобой такие необычные, нестандартные. Ведь быть, как все – скучно.

Вадим взглянул на меня с таким отвращением, что моя неуверенная улыбка скривилась, как перед рыданиями.

– Ты дура или прикидываешься? – прошипел он, сжимая кулаки.

За год наших с ним отношений, я видела Вадима всяким, весёлым и огорчённым, нежным и порывистым, раздражённым и спокойным, но таким, как в тот день – никогда. Мне вдруг на миг показалось, что мужчина сейчас меня ударит, столько ненависти, столько омерзения, столько злости было в его взгляде. А по лицу растеклась мертвенная бледность, ещё немного, и изо рта пойдёт пена.

– Идиотка, – выплюнул он, и этот плевок долетел до самой моей души. – Ты мне противна, неужели так трудно это понять! Мне противны наши отношения! Почему, скажи мне, я должен лизать жопу твоей мамаше, таскать её по ресторанам, театрам и киношкам? Платить за неё? Покупать цветы и подарки не только тебе, но и ей? Проводить выходные не с тобой и своими друзьями, а с тобой и твоей мамашей? А секс? Всевышний, да разве ж это секс? Мы выкраиваем время, прячемся от вездесущего ока твоей мамочки. Отключаем телефоны, сочиняем легенды, ради пятиминутного перепиха, во время которого, ты лежишь как бревно, размышляя, а не догадается ли твоя мамаша? Ведь мы ещё не женаты, а секс до брака – недопустим!

Последнюю фразу Вадим произнёс мерзким глумливым тоном, настолько мастерски копируя выражение лица моей мамы, что стало обидно, а щёки опалило нестерпимым жаром.

Ощущение краха накрыло плотным, пыльным покрывалом. В груди что-то сжалось до боли, до слёз. Остановить! Всё исправить! Немедленно!

– Ты прав, – заговорила я, стараясь казаться спокойной, хотя пальцы предательски дрожали, а в горле застрял комок, ворсистый и сухой. – Моя мама принимает слишком много участия в нашей жизни. Я поговорю с ней.

Страшно! Я никогда не думала, что расставаться настолько страшно.

– Поздно, – слово разлилось едким, горьким ядом, в воцарившейся нехорошей, какой-то густой тишине. – Оставь меня, Лиза, уйди. К маме и папе. К своей работе, к своему жизненному плану. Мне нужны нормальные отношения, со здоровым сексом, с перспективой создания семьи.