Анастасия Абросимова - Право на смерть

Мужчина вытянул вперед руку, хватая воздух.

– Но они мне уже не подвластны… – он снова пожевал губами. – Помню вот что. Предвкушение, в котором мы все пребывали. Мой друг… я забыл его имя… Он был одним из разработчиков ИИ. Мы работали в одном университете, дружили… Это я помню, а имя забыл… Странно, не правда ли? Память так избирательна…

Профессор снова замолчал.

– Чем же вы были увлечены? Вы сказали, что были в предвкушении.

– Ах да… – спохватился Блумберг. – Мой друг разрабатывал ИИ. Мы мечтали, строили планы. Мы думали, что создадим не просто умных, но ещё и заботливых, эмоциональных роботов, и наша жизнь станет безоблачной. У людей освободится уйма времени. Они наконец-то будут заниматься по-настоящему интересными вещами. Ведь всю сложную, трудную и скучную работу будут делать машины… А мы будем заниматься творчеством и генерировать новые идеи… да… Но потом этот хаос… снова пришлось много работать, чтобы всё восстановить. А когда восстановили… Кажется, вот тут-то и надо начать жить по полной, заниматься творчеством и… Ведь Уни и они все, – профессор обвёл рукой сад, где прогуливались посетители и их механические помощники, – наконец-то всё делают за нас… Но вот беда… уже не знаю сколько лет, очень давно… я ничего не пишу, ничего не изучаю, ничего не генерирую… Совсем. За эти десятилетия спокойной жизни я так и не создал ничего важного, стоящего… А теперь… моё тело всё ещё работает как часы. Они регулярно его проверяют. А вот сознание… постоянно ускользает…

Блумберг снова надолго замолчал. Ронин только и мог, что оторопело смотреть на одного из величайших умов XXI века.

– Знаете, – заговорил вновь профессор, – у меня есть теория о том, что полтора века плюс минус ещё пара десятилетий – это максимальный временной промежуток, который способно вместить в себя сознание человека. Вы случайно не учёный? Не хотите проверить эту теорию?

Блумберг вопросительно взглянул на Ронина, тот машинально помотал головой.

– Жаль… вот бы проверить… Постойте, я, кажется, не представился. Меня зовут Кристиан Блумберг. Невежливо разговаривать, не представившись. Холодно, не правда ли? – профессор передернул плечами и встал. – Вроде бы весна… а так холодно. Пойду я к себе. Всего доброго вам…

– Ронин, – поспешно добавил мужчина. – Ронин Ульрих.

– Да-да… мистер Ульрих.

Ронин смотрел в след удаляющемуся сгорбленному молодому старику. Профессор прав, было холодно. Но этот холод шёл не снаружи, а изнутри.

– Профессор, – позвал его Ронин. – А что случилось с вашим другом, который разрабатывал ИИ? Он жив?

– Нет, – Блумберг обернулся. – Он покончил с собой, как и все остальные.

В последнюю ночь в Центре помощи Ронину приснился сон.

Большой зал с высоким потолком. Огромная люстра переливалась всеми цветами радуги. Вдоль стен поднимались на несколько этажей вверх зрительские ложи. Резные фигурки и лепнина украшали балконы. Старый оперный театр с большой сценой и оркестровой ямой перед ней – сразу же понял Ронин. Таких театров в современных городах не было. Он видел их только в старых фильмах.

Заиграла музыка, и на сцену выпорхнули девушки в ярких нарядах под руку с кавалерами. Пары закружились в сложном рисунке танца. Длинные пестрые юбки вспыхивали разноцветными огнями то тут, то там. Фигуры сновали из одного конца зала в другой. Ронин не заметил, как очутился в гуще событий. Зрительный зал и декорации исчезли. Остался только танцпол. Фигуры кружились всё быстрее и быстрее. У Ронина кружилась голова. Это было нестерпимо прекрасно. Но вот калейдоскоп ярких пятен растворился во тьме. Осталась лишь одна пара. Девушка в красном платье. Цветок в волосах. Улыбка, нарисованная красной помадой. Атласные туфельки на ногах. Это была Дана Радова. И темная тень рядом с ней. Она танцевала страстно, всем телом. Мужчина держался спиной к свету и уверенно вёл свою партнершу. Ронину нестерпимо захотелось занять его место. Эта мужская фигура почему-то казалась здесь неуместной. Этот танец был каким-то неправильным, хотя с точки зрения техники почти идеальным.

Ронин, не в силах больше это выносить, подошёл к танцующим и положил руку на плечо мужчине. Тот резко обернулся. Два стеклянных концентрических глаза, сжатые губы, белый пластиковый череп. Ронин отпрянул и проснулся.

За окном уже белел рассвет. Мужчина сел в кровати. Панорамное окно во всю стену выходило в сад. Он подошёл к нему в последний раз взглянуть во двор. Со второго этажа весь парк был как на ладони. На ветвях рядом с палатой Ронина сидела стая птиц. Должно быть, они пели, щебетали, переговаривались между собой, перепрыгивая с ветки на ветку. Но внутри помещения не было слышно никаких звуков. Все здания новых городов строились с панорамными окнами, очень толстыми и прочными, наглухо впаянными в конструкцию. Никакие звуки улицы не проникали извне и не вырывались наружу. Ронин вдруг ощутил, что заперт внутри такого помещения всю свою жизнь. Всё, что происходило внутри, – там и оставалось. Всё, что происходило снаружи, – не проникало вглубь. Можно было лишь наблюдать картинку без звука и запаха через пыльное стекло, что закрывало его от мира, а мир от него.

– Ну, вот и всё! – приветливо улыбнулся Воцлав Амадей. – А вы боялись. Всё закончилось, не успев начаться. Правда же?

Ронин издал неопределенный звук. Они сидели друг напротив друга в кабинете доктора.

– Ладно, ладно, можете не отвечать, – он подмигнул. – Что ж, ваши анализы в порядке. Вы абсолютно здоровы физически. Объективные показатели психического здоровья тоже в норме. Жаль, что вы так и не пошли на эмоциональный контакт. Это будет внесено в личное дело. Через шесть месяцев мы ждем вас снова.

– Что? – удивился Ронин. – Зачем? Я думал это одноразовая… эээ… процедура. Судебное наказание, так сказать.

– О нет, не в вашем случае! Учитывая характер вашего запроса в суд, а также отказ от психологической помощи, вам настоятельно – доктор сделал ударение на последнем слове, – рекомендованы профилактические процедуры дважды в год. Кроме того, мы прописали вам курс витаминов и антидепрессантов на несколько месяцев вперёд. Прошу, принимайте их каждый день. Мы передали их вашему помощнику. Надеюсь, вы помните о том, что вам запрещено выходить без него куда-либо. Вы можете отключать его на 1 час в сутки… для интимных дел, но не больше.

Ронин покачал головой.

– Круглосуточный надзиратель, значит…

– Господин Ульрих, – вздохнул доктор, – мы все желаем вам только добра. Ваш опекун, назовём его так… я бы на вашем месте всё-таки дал ему имя… Так вот, ваш опекун будет собирать и анализировать информацию о вас. Если она не будет противоречить законам и здравому смыслу, то ваши права и свободы вернутся к вам. Помните, что вы сами вынудили нас принять эти меры своим странным обращением в суд.