Екатерина Терлецкая - Законы амазонок. Часть 2

– Грехи командира Даниэля Рейнса сказываются на мне? ― она дает время на ответ, но патрульный молча разглядывает ботинки. ― Пустая трата времени и только! ― отрезает Олиф.

Девушка берет меня под руку и решительно тянет к воротам, но патрульный делает шаг вперед, преграждая нам путь.

– Я должен зафиксировать, ― поднимает вверх сканер.

Олиф гордо расправляет спину и подается вперед, демонстративно позволяя направить на себя сканер. Сканер тут же выбрасывает в воздух условный экран на котором виднеются краткие сведения о гражданке Олиф Ден Рамолы и ее фото. Мужчина улыбается и переносит сканер на меня. Моё дыхание замерло, а возможно я вообще разучилась дышать.

Секунды требуемые на поиск информации в системе тянутся вечность. Писк найденной карты регистрации отбивается вибрацией у меня в сердце, сканер отображает данные: Кара Лаура Морк. Я медленно выдыхаю: Лорен знает свое дело. Патрульный сводит брови изучая фото в карте, и резким движением сбрасывает капюшон с моей головы. Пальцы немеют.

– В чем дело, Гром? Ты не узнал мою помощницу Кару? ― невозмутимо приподнимая одну бровь, спрашивает Олиф. ― Три раза в неделю она приходит провести с детьми урок рисования. Большая честь для нас учитывая ее статус и признание в Палате Творчества.

Какое вранье! И всё в том же убедительном тоне. Я выдавливаю из себя надменную улыбочку и возвращаю капюшон на место.

– Ну да… конечно, ― подозрительно прищурив глаза, мямлит Гром. ― Сложно не запомнить такую красавицу.

Мы размерено шагаем вперед, но стоит воротам щелкнуть за спиной, мои пальцы живут своей жизнью. Я пытаюсь сказать хоть слово благодарности Олиф, но танцующий подбородок выдает уровень нервозности. Она ободряюще похлопывает меня по спине и иронизирует:

– Вчера на ринге ты не казалась такой робкой.

И она полностью права.

Мы погружаемся в рутинную работу Центра. Приятно на какое-то время отвлечься от интриг и заняться обычными делами, такими как заправлять чистым бельем кровати и сервировать столовую к ужину. Я с удовольствием согласилась поприсутствовать на уроке чтения. Понимаю почему Клиери с легкостью сменила жестокость на благодетельность и чопорный передник. Видела бы меня сейчас Тессеида… Она могла бы гордиться мной. Чумазые детские мордашки смешно заикаются, вспоминая буквы, улыбаются и смеются, увлеченно слушая историю.

Я читаю вслух, в самый увлекательный момент вижу затаившуюся в дверном проеме Олиф. Откладываю в сторону книгу и следую за ней. Мы поднимаемся в ее личный кабинет. Ободранная комнатушка, в которой места едва хватает, чтобы поставить стол и стул, давит на меня запахом старых книг. Удивительно видеть полки битком набитые бумажными изданиями. Наверное, они пылятся с прошлого века.

– Ты здесь! ― охает от удивления Анна. Я удивлена ее присутствию не меньше.

– Долгая история, ― отмахивается в мою сторону Олиф, словно речь об утерянной безделушке, что внезапно нашлась. ― Рассказывай, какие новости во дворце.

Так вот он – загадочный информатор.

– Дела плохи, моя дорогая. Амазонок перевели в военную часть, они вошли в ряды армии Ксалиоса, а мне туда дорога закрыта.

Мои глаза вспыхивают огнем, по телу растекается тепло: я могу узнать что-то о маме.

– Ты видела кого-нибудь из них? Меня интересует статная воительница с большими глазами. Ее зовут Митера. Это – моя мама! ― перебиваю переговоры расспросами.

Анна меняется в лице, пристально разглядывая меня. Можно подумать она увидела приведение. Под протяжный всхлип «ах», она вначале хватается за лицо, а потом тянет ко мне руки, будто собирается заключить в объятия. Я отстраняюсь, не люблю всяких нежностей с малознакомыми людьми. Да и что вообще это может значить?

– С ней всё в порядке? ― взволновано спрашиваю я.

Она встряхивается, как кошка, на которую пролили воду, прячет глаза в пол, и опомнившись говорит:

– Мама… Ну конечно же… Ты называешь ее так, ― Анна выдерживает паузу. ― В порядке. Насколько это возможно в данных обстоятельствах.

С души упал камень. Я глубоко вдыхаю и выдыхаю. В памяти всплывают густые ресницы и нежное лицо мамы. Эти воспоминания тепло-желтого цвета как рассвет. А еще они пахнут корицей, как мама.

Она где-то далеко от меня. Возможно с ней плохо обращаются, но во всяком случае она жива… От этих мыслей ярость как снежный ком нарастает в области груди. Это чувство можно сравнить с тем, что затуманило разум вчера, когда я била Наиру. Я должна что-то предпринять, прямо сейчас! Я не могу позволить Ксалиосу и Ирис впутать амазонок в свои разборки.

Анна рассказывает о тайном собрании, что проходило во дворце под покровом ночи. Ксалиос готовится к провокациям со стороны «Фемины», собирает армию. На прошлой неделе, сразу после моего побега, Ирис пустила в прямой эфир трансляцию по всем каналам. Она потребовала у Ксалиоса согласовать законопроект «О генетическом контроле рождаемости». Ее жаркие проповеди о том, что, отменив законопроект Ксалиос провоцирует геноцид нации тронул лед даже в сердцах преданных правителю прихвостней, а заявление о том, что это прямое доказательство нарушения прав женщин бесповоротно спровоцировало негодование большей части прекрасного пола Криоса. Такая дерзость может значить только одно – Ирис готова сбросить мощную бомбу на головы действующей власти.

От всех этих разговоров меня тошнит и сосет под ложечкой.

Анна уходит, мы остаемся вдвоем с Олиф. Она раскладывает на столе карту города, отмечает цветными маркерами точки, от которых ведет жирные линии, условно разделяя город на секторы.

– Бумажные карты. Как дико, ― говорю я. ― Вот уж не думала, что в наше время кто-то пользуется чем-то подобным.

– Зря. Это ведь самый верный способ не оставлять после себя следов, в случае чего. Бумага отлично горит, к примеру.

Я усаживаюсь на краюшки стола, внимательно наблюдая за каждым её движением. Она отмечает месторасположения подземного лагеря и обозначает точки подъема на поверхность. С этого ракурса лагерь кажется гораздо меньшим. Интересно, когда Рейнс помогал Ксалиосу прибрать к рукам Массару, все происходило так же? Даже сейчас, зная, что это не он разрушил поле над Островом, в глубине души меня все еще преследует обида на Рейнса. Возможно это из-за сотен секретов, что он таит от меня, или я злюсь, что он и близко не подпускает меня к себе. В отличие от Олиф. Вот с кем он по-настоящему близок. Это заметно во всем: советы, взгляды, шутки. Всё ещё не могу развидеть картину, как они дурачатся перед завтраком. Рот сводит оскома. Такая на вкус ревность? Меня мучает любопытство, я задаю каверзный вопрос:

– Как ты можешь дружить с ним после того, что произошло с Массарой?