Р. А. Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее

Перед ними тем временем появились откуда-то еще две бутылки.

– Когда же вы появились в этом квартале? – спросил Бумер.

– Кто за этим следит? – ответила девушка. – Люди приходят и уходят.

– Вы не местные, – сказал Слик. – И нигде я таких не встречал. Откуда вы взялись? С Юпитера?

– Кому он нужен, ваш Юпитер? – возмутилась девушка. – Там и торговать не с кем, кроме как с кучкой насекомых. Только хвост отморозишь.

– Девушка, а вы нас не разыгрываете? – спросил Слик.

– Я сильно стараюсь. Выучила много шуток, но еще не умею ими шутить. Я улучшаюсь, ведь хозяйка бара должна быть веселой, чтобы людям хотелось снова к ней зайти.

– А что в том домике у железной дороги?

– Сегодня моя сестра-кузина открыла там салон. Отращивает лысым волосы. Любого цвета. Я ей говорила, что она спятила. Пустое дело. Будь им нужны волосы, стали бы люди ходить лысыми?

– Она и вправду может отращивать волосы? – спросил Слик.

– А как же! Вы сами не можете, что ли?

В квартале стояли еще три-четыре обшарпанных лавчонки, которых Арт и Джим не заметили, когда входили в «Клуб хладнокровных».

– По-моему, этой развалюшки тут раньше не было, – сказал Бумер человеку, стоявшему у последнего из домов.

– А я ее только что сделал, – ответил тот.

Старые доски, ржавые гвозди… Он ее только что сделал!

– А почему вы… э… не построили дом поприличнее, раз уж взялись за это? – спросил Слик.

– Меньше подозрений. Если вдруг появляется старый дом, на него никто и не смотрит. Мы здесь люди новые и пока что хотим осмотреться, не привлекая особого внимания. Вот я и думаю, что бы мне сделать. Как вы считаете, найдут здесь сбыт отличные автомобили, долларов по сто за штуку? Хотя, пожалуй, при их изготовлении придется считаться с местными религиозными традициями.

– То есть? – спросил Слик.

– Культ предков. Хотя все уже отлично работает на естественной энергии, у машины должны быть пережитки прошлого, бензобак и дизель. Ну что ж, я их встрою. Подождите, сделаю вам машину за три минуты.

– Машина у меня уже есть, – сказал Слик. – Пошли, Джим.

Арт с Джимом повернули назад.

– А я все гадал: что творится в этом квартале, куда никто никогда не заглядывает? – сказал Слик. – Уйма в нашем городе занятных местечек, стоит только поискать.

– В тех лачугах, что стояли здесь раньше, тоже жило несколько странных парней, – сказал Бумер. – Я кое-кого встречал в «Красном петухе». Один умел кулдыкать индюком. Другой мог вращать глазами одновременно – правым по часовой стрелке, левым против. А работали на маслозаводе, сгребали пустые хлопковые коробочки, пока он не сгорел.

Приятели поравнялись с хижиной стенографистки.

– Эй, милая, а если серьезно, как это ты печатаешь без пишущей машинки? – спросил Слик.

– На машинке слишком небыстро.

– Я спросил не «почему», а «как»?

– Поняла. Но до чего ловко я увертываюсь от твоих вопросов! Пожалуй, выращу-ка к завтрашнему утру у себя перед конторой дуб, чтобы давал тень. Люди добрые, у вас в кармане желудя не найдется?

– Н-нет. А как же ты все-таки печатаешь?

– Дай слово, что никому не скажешь.

– Даю.

– Я печатаю языком, – сказала девушка.

Арт и Джим не торопясь пошли дальше.

– А чем ты делаешь второй экземпляр? – крикнул вдруг Джим Бумер.

– Вторым языком, – ответила девушка.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Ср. «На первой же странице текста приходится определить основу всей музыкальной ткани, услышать ритм всей вещи. Услышать это сразу – редко удается… Это понятно: при решении ритмической задачи – прозаик в положении гораздо более трудном, чем поэт. Ритмика стиха давно изучена, для нее есть и свод законов, и уложение о наказаниях, а за ритмические преступления в прозе до сих пор не судят никого. В анализе прозаического ритма даже Андрей Белый – тончайший исследователь музыки слова – сделал ошибку: к прозе он приложил стиховую стопу…

Для меня совершенно ясно, что отношение между ритмикой стиха и прозы такое же, как отношение между арифметикой и интегральным исчислением. В арифметике мы суммируем слагаемые, в интегральном исчислении мы складываем уже ряды, суммы: прозаическая стопа измеряется уже не расстоянием между ударяемыми слогами , но расстоянием между ударяемыми (логически) словами . И так же, как в интегральном исчислении – в прозе мы имеем дело уже не с постоянными величинами (как в стихе, в арифметике), но с переменными: метр в прозе – всегда переменная величина, в нем все время то замедления, то ускорения. Они, конечно, не случайны: они определяются эмоциональными замедлениями и ускорениями в тексте» (Е. Замятин. Закулисы).

Ср.: «Распределение эпитетов при имени героев происходит таким образом, что при имени ряда героев эти эпитеты образуют числовое преимущество („частотный взрыв“). Подобное числовое преобладание, выделяя героя в некоем качестве по сравнению с иными качествами собственной характеристики героя, создает его индивидуальную эпическую характеристику» (И. Шталь. Гомеровский эпитет как элемент художественной системы).

Название диссертации Эндрю Фергюсона «Lafferty and His World» отсылает к названию, под которым работа Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» (1940; опубл. 1965) была в 1968 г. переведена на английский: «Rabelais and His World».

Отсылка к роману Р. А. Лафферти «Не говоря уж о верблюдах» ( Not to Mention Camels , 1976). Также известен по-русски как «Не считая верблюдов».

Перевод М. А. Литвиновой.

Антология выходила в 1968 г. под названием «SF 12» и переиздавалась в 1970 г. как «The Best of Sci-Fi 12».

Один из крупнейших в Лондоне 1970-х гг. книжных магазинов научной фантастики, названный по одноименному рассказу Рэя Брэдбери; открылся в 1969 г., закрылся в 1981-м.

Лафферти обклеивал стены и дверь своего кабинета иллюстрациями, вырезанными из печатных изданий. После смерти писателя в 2002 г. дом перед продажей отремонтировали, и в оригинальном состоянии сохранилась только дверь, которую забрал Уоррен Браун (писатель из Талсы, друживший с Лафферти в последние десятилетия его жизни).

Перевод М. А. Литвиновой.