Песах Амнуэль - Тривселенная

Если бы в тот миг я мог что-то с чем-то сравнивать, то больше всего случившееся напомнило бы мне дуэль, когда один из противников поднимает пистолет и производит выстрел, а второй, мгновенно уловив, по какой траектории полетит пуля, делает шаг в сторону и спокойно стреляет сам.

Я выстрелил.

Энергии щупальца, ставшей моим трофеем, было более чем достаточно для того, чтобы сделать несколько шагов вперед, не обращая больше внимания на поставленный передо мной барьер. Энергии оказалось даже слишком много, я боялся, что спалю холм, и все, что на нем росло, моей Даэне я тоже мог доставить неприятности — и я вернул часть энергии той планете, ей больше не грозило падение на светило, хотя орбита и не вернулась к прежней форме.

Шар подпрыгнул и повис в воздухе. Второе щупальце возникло и метнулось вперед, но сейчас я чувствовал свою силу и готов был сокрушить любого противника. Я даже не стал укрывать свое сознание от чужого влияния. В тот момент, когда кончик щупальца коснулся моего лба, я отразил его энергию, как отражает свет хорошее зеркало, и щупальце сжалось, метнулось в сторону и сгинуло — материя обратилась в мысль, а мысль рассеялась в пространстве, я успел уловить лишь ее тень, раскинувшуюся над холмом подобно крыльям гигантской бабочки: «Не убий!»

Похоже, что это была единственная мысль, которую хотел навязать мне шар. Мне казалось странным, что противник пытался так энергично внушить мне идею, которая и без того была очевидна.

Не убий — закон природы, такой же всеобщий, как закон сохранения энергии. Энергия может переходить из материальных форм в духовные и обратно, как и жизнь, что-то теряющая в материальном мире и обретающая в мире идей. Убить невозможно, можно только изменить.

Я сделал шаг навстречу третьему щупальцу, почерпнувшему энергию большого шарового звездного скопления. Ни впитать, ни отразить столько энергии я не мог — не стал и пытаться. Отчаяния я тоже не испытывал. Чувства? Их не осталось. Мысли? Я не знал, что это такое. Ощущения? Во всей Вселенной остался только жар. Атомная топка.

Я так не хотел умирать — здесь…

И неожиданно все исчезло. Я стоял на склоне холма, покачиваясь, потому что ноги казались ватными, в двух шагах от меня стояла на коленях Даэна, она была обнажена, наряд из мыслей рассыпался трухой и впитался почвой, а дом у подножия — наш дом! — выглядел грудой щебня, а может, и это были чьи-то разрушенные мысли, не дом, а идея дома, вернувшаяся в свою нематериальную форму…

Я сделал шаг, ноги подогнулись, я уткнулся носом в плечо Даэны, взял ее руки в свои и сказал единственное, что сейчас составляло мою суть, наполненную частью той энергии, которую мне удалось отразить:

— Не убий…

— Да, — сказала Даэна, она плакала, и это действительно были слезы, а не мысли о слезах, и ей действительно было очень плохо, потому что она сейчас убила, и ей было страшно.

— Не понимаю, — прошептал я и припал губами к губам Даэны, и тогда только понял, что произошло на этом холме несколько секунд назад.

Ученый полагал, что действует наверняка. Он не хотел меня убивать — да и не мог этого сделать. Но считая меня опасным для мира, он полагал, что сможет рассеять мою личность, как рассеивается утренний туман — атомы влаги ведь не перестают существовать, и атомы воздуха не исчезают, если рассеять атмосферу в вакууме космоса. Но рассеянный туман не опасен для пешехода, идущего по горной тропе. И воздухом, рассеянным в космосе, уже невозможно дышать.

А то, что я исчезну как личность и стану частью природы — не убийство?

Нет, поскольку я смогу думать, наблюдать, делать выводы — жить, не умея влиять…

Возможно, Фай или Минозис не считали такое существование смертью — я думал иначе.

И Даэна думала так же. Этого оказалось достаточно.

Сам я не справился бы с третьим щупальцем — я еще слишком мало знал об этом мире, а Даэна знала, она стояла между мной и шаром — ниже по склону, и энергия текла в ее сторону, нужно было только ускорить это течение, а для этого — обратить в энергию притяжения всю ментальную энергию собственной личности, всю свою любовь…

— Всю свою любовь… — прошептал я, оторвавшись от губ Даэны и поняв наконец, что поцелуй ее был холоден, взгляд пуст, а щеки сухи.

Я поднял Даэну с колен и поднялся сам. Женщина стояла подобно кукле и не понимала, что с ней происходит. Она знала меня. Она знала, что ждала меня. Знала, что спасла меня от какой-то опасности. Но не знала — зачем. Не знала — как это сделала. И что означает слово «любовь», она не знала тоже.

Не убий.

Даэна убила свою любовь, чтобы спасти мне жизнь.

Я поднял руки и погрозил кулаками невидимому противнику — мне все равно, кто это был: Фай или Минозис, или оба, или весь мир. Я готов был убить любого, даже если в этом мире отрицание убийства было законом природы.

Даэна отвернулась от меня, бросила взгляд на сгоревший дом, прерывисто вздохнула и медленно пошла вниз по склону. Я пошел следом, но женщина, не оборачиваясь, сделала отстраняющий жест, будто кошку отшвырнула с дороги, и я остановился.

— Я люблю тебя… — сказал я, надеясь словами возбудить в Даэне если не чувство, отданное мне целиком, то хотя бы воспоминание о нем.

— Я люблю тебя, — отозвалось эхом, и слова вернулись ко мне, не будучи восприняты никем в этом мире. Я не желал принимать их обратно, и мое признание в любви осталось блуждать между вершиной холма и его подножием, будто мечущаяся в клетке птица.

— Я люблю тебя… Я люб… те…

Все стихло — мне показалось, что навсегда.

Даэна стояла, уронив безнадежно руки, у развалин своего дома, а потом опустилась на колени и принялась собирать эту труху, и втирать себе в плечи, будто крем от загара; то, что составляло суть дома, впитывалось быстро, оставляя на коже розовые пятна, а то, что было в доме наносным и ненужным, шелухой падало на траву и впитывалось почвой. Я стоял и смотрел, и через несколько минут от дома ничего не осталось — даже идеи.

Дома не было и у меня, и я сказал:

— Зачем? Отдав любовь, ты только отдалила конец. Вместе мы, возможно, смогли бы…

Даэна не ответила. Разве она спасла меня? Нет — только предоставила отсрочку. Сколько времени нужно Ученому, чтобы придумать другой способ справиться со мной? Минута? Час? Год?

В этом мире больше не было никого, кто мог бы помочь мне. Ормузда, своего Учителя, я убил. Антарм, мой соглядатай, исчез. Я обнял Даэну, она не сопротивлялась, но я не мог обмануться — ей было все равно.

— Даэна, — сказал я. — Любимая моя, мы всегда будем вместе, слышишь? Всегда и везде. Мы будем вместе, и все вернется.

Вернется? Что? То, чего еще не было?

Даэна легко высвободилась из моих объятий и тихо пошла куда-то мимо низкорослых деревьев, больше похожих на кусты, кучно стоявших у подножия холма. Я догнал ее и пошел рядом.