Татьяна Зубачева - Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная

И из дома они вышли вдвоём. Вернее, первым вышел Громовой Камень и закуривал на крыльце, чтобы не мешать Михаилу проститься с Росинкой и решить свои кое-какие проблемы.

– Тебе на Центральную? – вышел на крыльцо Михаил.

– Да.

– Пошли, браток.

Вместе они дошли до конца улицы. Михаила то и дело окликали знакомые. Практически все шли в том же направлении и, видимо, как догадывался Громовой Камень, в то же место. Ну да, Михаил же так и говорил, что эту улицу автокомбинат для своих строил.

– Вот так, браток, держи по этой стороне, а там увидишь. До вечера.

– Спасибо, до вечера.

Прозвучало это уже в спину Михаила.

Странный всё-таки город – Эртиль. Тотемные столбы и знаки у домов, смешанная одежда и язык у прохожих, всадники и машины… всё здесь вперемешку. Так было, когда он учился. Правда, тогда он не видел, вернее, не понимал этой странности, думал, что так в городе и положено. Только наглядевшись на другие города, русские и с той стороны, целые и разбитые в щебёнку боями, понял. А сейчас… Эртиль остался собой, это он стал другим.

Дома становились двухэтажными, настоящими городскими, с магазинными витринами, вполне городские фонари, а вот поликлиника та же, и школа… До центральной площади осталось два квартала, и у школьной ограды он остановился. Передохнуть. И вспомнить. Он стоял и смотрел на бегущих и бредущих детей. Тогда он бежал. И мечтал, что когда-нибудь сам станет учителем.

– Громовой Камень? – удивлённо-радостно спросили за его спиной.

Он резко обернулся, едва не потеряв равновесие. И она не изменилась?!

– Вероника Львовна?! Здравствуйте, как вы?

– Здравствуй. Спасибо, по-прежнему, – улыбалась она. – А как твои дела?

Громовой Камень невольно опустил голову. Сухая ладонь учительницы легла на рукав его шинели.

– Всё будет хорошо.

– Спасибо, Вероника Львовна, – он заставил себя поднять голову и улыбнуться. – Я тоже так думаю.

Она задумчиво кивнула.

– У меня на пятом уроке окно.

– Спасибо, – он сразу понял. – Я не знаю, как освобожусь, но я обязательно зайду.

– Удачи тебе.

– Спасибо. И вам… здоровья и удачи.

Он оттолкнулся ладонью от ограды и молодецки захромал дальше, чувствуя на спине её внимательный, необидно сочувствующий взгляд.

Вероника Львовна преподавала русский язык и литературу, а в педагогических классах и методику, общую и частную. И это её он увидел на границе в Кратово, когда после демобилизации и курсов возвращался на Равнину, а она уезжала в Россию в отпуск. Тогда пересеклись на вокзале, поздоровались, перекинулись парой фраз, и всё. Конечно, он зайдёт к ней, поговорит о школе, о прошлом. Оба сына Вероники Львовны и её муж с войны не вернулись. Он помнит тот день, когда она получила третью похоронку. На младшего. Она молча сидела и смотрела в окно, а они – тогда десятиклассники – сидели и читали, или делали вид, что читают. И тогда он не решил, нет, понял, что пойдёт воевать. Добровольцем. А если род не отпустит, то сбежит, порвёт с родом, уедет с Равнины, но добьётся своего. Но род спорить не стал. Год был сытным, молодых охотников много, а он уже пять лет жил в Эртиле, приезжая в стойбище только на каникулы, и сам чувствовал, что становится чужим. Отца уже не было, матери не стало ещё раньше, а отцовская родня уменьшалась с каждым его приездом. Он прошёл Посвящение, получил имя и уехал. Обещал вернуться и вернулся. А толку…

Вот и Центральная площадь с домом канцелярии и большим шатром Совета. Громовой Камень остановился перед ними, будто решая, куда идти. Хотя выбирать не из чего. Входное полотнище шатра опущено, из верхнего отверстия не видно дыма. Так что, в канцелярию. А чего это… пристройку, что ли, делают? Ну да, из резерваций столько приехало, дел у Совета куда больше стало. А что за дела без бумаг? Это пуля по прямой летит куда послали, а бумага сама цель ищет.

Он поднялся по неудобным крутым ступеням, толкнул резную, украшенную тотемами племён и родов дверь. И здесь всё так же. Белые стены с орнаментами у карнизов и плинтусов, стрёкот пишущих машинок… Канцелярия. И… ну, сегодня точно день встреч.

– Комбат?!

– Гитчи-Маниту! Ты?! Сержант! Жив!

Они обнялись и так застыли. Выглянувшие из дверей на шум тут же исчезли, зная, что мешать нельзя.

Постояв так несколько минут, они наконец разомкнули объятия.

– Ну… – Гичи Вапе сглотнул. – Ну, рад тебя видеть, Громовой Камень.

– Я тоже рад тебя видеть, Большое Крыло, – улыбнулся Громовой Камень. – Ты здесь…

– Заездом, – рассмеялся Гичи Вапе. – Навестить родню, повидать друзей, ну, и по делам заодно. Будем тянуть дорогу от границы, железную дорогу, представляешь? Пока до ГОКа.

– Старики согласились? – изумился Громовой Камень.

– Ещё не совсем. До Эртиля упёрлись вмёртвую, а до ГОКа добьём.

– Слушай, комбат, а она так уж нужна? Может, шоссеек прибавить?

– Нужна. Шоссейки само собой, да и наезженных пока хватает, а у железки свои плюсы. С ГОКа увеличится вывоз, а это наш, – Гичи Вапе подмигнул, – экспорт, серьёзный и основной, а не пушнина, денег сразу прибавится, а на них у нас почти всё и держится, это раз. С той стороны слишком многие охотиться не умеют, не могут и не хотят, это два. Вот они и смогут работать на стройке, а потом на обслуживании.

Громовой Камень нахмурился, соображая.

– Такие сложности, комбат?

Гичи Вапе вздохнул.

– Если бы только эти, сержант. С охотой ещё ладно, к тому же и добычи кое-где уже на всех не хватает, а землю расширять нам не дадут, да и некуда расширяться. А вот что они ни обычаев, ни языка не знают, никакой квалификации нет, и учиться не хотят…

– Ну, – Громовой Камень усмехнулся, – в последнем они не самобытны.

Гичи Вапе внимательно посмотрел на него.

– Солоно пришлось, сержант.

Он не спрашивал, но Громовой Камень кивнул и поправил:

– Хреново. Я же не охотник теперь.

– Так, понятно. И куда теперь думаешь?

– В Эртиле или Юрге поищу.

– Учителем?

– А кем ещё я могу работать, комбат? Я – учитель, я учился на это.

– Педкласс?

– Два года. И ещё год на курсах после дембеля.

– Так, – Гичи Вапе задумчиво кивнул. – Пойдём. Посидим и поговорим спокойно.

К удивлению Громового Камня, у Гичи Вапе был свой ключ от одного из кабинетов. Канцелярский стол со стульями и шкаф в одном углу и застеленный узорчатым одеялом низкий диван-лежак в другом. Так сказать, две цивилизации рядом.

– Отец сейчас в стойбищах, – улыбнулся Гичи Вапе. – Нам не помешают, устраивайся.

Они сели на лежаке.

– Ты курсы где кончал?

– В Прокопьевске. Я там долечивался, ну, и заодно.

До сих пор они говорили на шауни с редкими русскими словами, но Гичи Вапе перешёл полностью на русский, и Громовой Камень поддержал его.