Игорь Сотников - Журналист в кармане. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика – 4

– Чёрт побери всех этих ведьм! – истерично одёрнулся Каутский, принявшись платком осушать свой глаз. – Однозначно меня кто-то из них сглазил. С чем он подскочил из-за стола и, вынув из кармана телефон, принялся в него себя рассматривать. Но там вроде как никаких существенных изменений не произошло, и Каутский, остановившись посередине кабинета, как-то невзначай заглянул себе под стол. – А ведь баба Люба имеет прямой доступ к самой что ни на есть конфиденциальной информации. – Каутского вдруг накрыло тревожное озарение. – А имея её, совсем не трудно спланировать чьё-то будущее. Нужно всего-то уметь составлять логические цепочки из разорванных не на совсем мелкие кусочки балансовых отчётов (а Жилин в этом ей поможет). – Каутский прямо в рос в пол от этих расстроивших его в край мыслей, приведших его к мусорной корзине, куда он по неосмотрительности выбросил, как он думал, в клочки разорванные чеки из дорого ему стоящих бутиков, куда он, как и полагается всякому человеку из своего круга, водил свою юную знакомую.

Где он, отдавая дань её красоте и тому, что она по своей наигранной наивности преступает вместе с ним в съёмной квартире, прикупил ей несколько желаемых ею безделушек. А баба Люба значит, влезла в это мусорное ведро со всеми этими чеками, посмотри на которые его супруга, то у неё немедленно, категорического свойства возникнут вопросы к нему, и так сказать, своим вмешательством в его личную жизнь, начала влиять на него. И теперь бабе Любе только и остаётся, как свести воедино полученную ею из корзины информацию, – нужно-то только склеить все эти чеки, – а затем предъявить их к оплате ему.

Ну а если он не будет слишком податлив, – ты, баба Люба, того, чтобы столько с меня требовать, да и куда тебе столько денег при твоей паскудной внешности, – и по невыносимо слышать Каутскому словам бабы Любы, здравомыслия у вас нисколько, то она обратится к его супруге с этими, не просто чеками, а доказательствами его уже непростительной глупости на старости своих плешивых лет. «А уж ваша супруга, Разоретта Самсоновна, по достоинству оценит эти чеки, тут же вышвырнув вас из дома, а затем и с этой тёпленькой должности, которую вы занимаете по её соизволению, как основного акционера и учредителя этого издания». – Заявит баба Люба. И вот спрашивается, откуда вот это всё в бабе Любе, с полуслова умеющей доходчиво объяснить будущее любого человека, если он ей будет интересен.

– А если я ей скажу, что плевать хотел всегда на Разоретту Самсоновну и все её большие деньги, которые уже и удовольствия прежнего не приносят и не могут оттенить все её видимые недостатки внешности и характера. – На одно лишь мгновение Каутский попытался дерзнуть и бросить вызов судьбе. Но только он представил перед собой эту вездесущую бабу Любу, со своей ироничной ухмылкой, которая, да-да, покачав в ответ головой, делает ему самое простое, ни к чему не обязывающее замечание: «А ты давай, попробуй, старый дурень», как от его героизма и отваги не остаётся и следа – их на свои мелкие кусочки разбивает реальность в виде надутых в вечном недовольстве губ его юной знакомой, коя только вступила во взрослую жизнь и она собой представляет нескончаемый источник потребления, или точнее, накопительства на своё безоблачное будущее. И как со всей здравой ответственностью понимается Каутским, то без него.

– Придётся Разоретту Самсоновну до конца своей жизни любить и лелеять, как и обещал ей когда-то. – Пришёл к итоговому выводу Каутский, понимая, что против судьбы не попрёшь, если она так убедительно доказательна в лице бабы Любы.

И вот в тот момент, когда Каутский пребывал в размышлениях об этих высоких материях, к нему в кабинет и прибыли Михаил с Клавой, кто, так уж их судьба распорядилась, должен был собой принять удар судьбы Каутского.

– Ладно, – говорит Каутский, – всё это дело вчерашнего дня. И сегодня актуально уже другое. Значит так, – окинув изучающим взглядом Михаила с Клавой, многозначительно сказал Каутский, – все свои дела откладываем на потом, и приступаем к первоочередному для нас делу: к освещению прибытия одного чрезвычайного человека, и всего того, что связано с ним.

– Уж больно загадочно и законспирировано звучит. – Откликнулся Михаил, одёрнувшись взглядом.

– И поэтому скажу, что вам невероятно повезло, получив в разработку эту тему. – А в ответе Каутского, нет, да проскальзывает его увлечённость сериалами одной дедуктивной направленности. – Где только на первый взгляд самые обычные события в итоге могут завести и провести вас под законспирированные своды тайного общества, живущего совершенно по другим, и не только государственным, но и мировым законам. А это чрезвычайно захватывает дух и бывает так, что повреждает рассудок и делает вас людьми себе на своём новом уме, то есть дураками. Как вам такое дело? – спросил Каутский Клаву, на кого он смотрел в данный момент, таким образом, как бы указывая ему, что он его как раз считает самым слабым звеном в этой спайке. Ну а если Клава посмеет заявить, что ему это дело никак, то он самолично признает себя слабаком и больше с ним никаких дел не захочет иметь Каутский.

И Клава просто вынужден сказать, что ему в общем всё интересно и нравится, но всё-таки бы им не помешало знать имеющиеся в наличие детали предстоящего, как он понимает, журналистского расследования, а не просто освещения некоего события, под прикрытием которого они и будут действовать.

– А ты умеешь зрить в самую суть. – Усмехнулся Каутский.

– И кому мы обязаны такой нашей везучести? – задался вопросом вдруг вмешавшийся Михаил, в ком нет нисколько от всей этой конспирологической романтики.

– Судьбе. – Заржал Каутский. – А она сегодня, как, впрочем, и всегда, благосклонна к новичкам. – Здесь Клава не мог не заметить, как Каутский подмигнул Михаилу. Что не может подозрительно как-то выглядеть для Клавы, решившего, что за его спиной опять ведутся некие игры. – Что вы этим хотите сказать? – с намёком на то, что с ним нечего играть во все эти закулисные игры, задал вопрос Клава.

– Караулыч вчера сломал ногу, и так сказать, выбыл из большой игры. – Без всяких признаков двоемыслия и скрытых мотивов сказал Каутский. А Клава всё равно не поймёт, что всё это значит, когда он толком не знает, кто такой этот Караулыч. А Михаил всё это замечает в Клаве, чей недоумённый вид по-другому и не объяснишь, и пока Каутский отвлёкся от них, вернувшись к столу, он ему шепчет. – Это наш собственный корреспондент, как раз специализирующийся на подобного рода, сенсационных расследованиях. А получить редакторскую отмашку на собственное расследование, это тот самый шанс…– Но Михаил не успел договорить, так как Каутский, взяв со стола газету и объёмный конверт, вернулся к ним.