Татьяна Ясникова - Когда течет крем

Охранник СГТРК, отбросивший наушники и внимавший телеэкрану, вскочил при виде начальника аэропорта:

– Скажите, пожалуйста, в таком случае я могу привезти свою семью в аэропорт?

– Да, конечно! Но имейте ввиду, телевидение должно работать весь эвакуационный период. Отправьте семью командой по телефону. Завтра вас и вашего помощника сможет взять вертолет. Места я сейчас зарезервирую.

Охранник не пытался задать еще какие-либо вопросы и бросился звонить домой. Постороннего наблюдателя, особенно из числа образованных граждан, знакомых с эксцессами истории, могло бы удивить то, что после обращения по телевидению, а затем по радио, в городе не возникло паники. Люди, находившиеся на работах и службах, чуть ли не шепотом посоветовавшись со своими коллективами, немедленно отправились по домам, по возможности закупая продукты. Через часа два в направлении Ерми потянулись первые автомобили, заполненные людьми. Они останавливались перед супермаркетами, покупая необходимое в дорогу, в том числе и палатки. Славль охватило неожиданное весёлое возбуждение, люди шутили и ёрничали. Их коснулась свобода от повседневной сковывающей рутины. Про то, что решения принимаются без участия Ква, никто не думал. Простые люди поверили серьезным людям в погонах, выступившим по телевидению, а люди непростые уезжали из города всех быстрее, со свойственной им более высокой организованностью.

Алексея Нина отвезла на железнодорожный вокзал.

– Я звонила сыну на Ахалин, он там со студенческой экспедицией. – Обратилась она к своему другу поневоле. – Я попросила его, чтобы он с ребятами обратно брал билет до Турана. Они в некотором курсе проблемы, им сказали, что Понния не отвечает по всей своей территории.

– Обязательно сообщите ему мой адрес. Я приму его. У нас два прогноза. Крем остановится где-нибудь, не то закончившись, не то насытившись. Или же он будет двигаться до бесконечности, извергаясь ещё и ещё. Остановить пока его нечем. У нас есть дождь, а крем, крем любит воду, как я понял. У нас есть зима. Нас всегда выручала зима, так нам говорили на уроках истории. Может быть, он не любит мороз. Но в южных странах мороза нет. А крем появился и там. У нас есть оружие, в том числе у кого-нибудь найдётся и бактериологическое. Если это органика… Я уверен, что кто-нибудь скоро решиться взять пробу концентрата, чего не решились сделать мы. Если он не обладает психологической защитой и не нейтрализует любого. Идут же люди к нему с радостью.

– Я больше всего надеюсь на то, что он закончится. И больше всего меня сегодня порадовали славцы.

– Да-да! Они не арестовали нас, что мы лжём, а стали собираться в дорогу. Может быть, люди на самом деле лучше, чем мы о них думаем, и, освободившись от официальной диктатуры денег, станут впредь более разумными и сплочёнными.

– И полиция, убедившись, что связи с Ква нет, стала после телепередачи стремительно выезжать из города… Мой муж занялся сидельцами в СИЗО, безнадёжными больными, прикованными к постелям, и детьми из детских домов. Все три случая очень трудные. Я сейчас возьму на себя эвакуацию детей. Начальник аэровокзала Рафик Муратович обещал мне дать автобусы, прежде ходившие в Ква. Жаль, что вы, Алексей, покидаете нас!

– Знаете ли, я не самый умный, чтобы что-то особое мог сделать. Я не знаю вашего города. Дома я буду гораздо более востребован. Мой поезд ночью, я могу в течение дня быть полезен на Славском вокзале.

– Алексей, мы с вами чуть не забыли о том, что Вадим Олегович собирался сделать вам разрешение от железной дороги на ваш рыборазводный завод.

– Я не забыл. Если у меня будет такое разрешение, и всё получится, я учту ваши и Вадима Олеговича возможные интересы. Если мы все уцелеем.

Наша бабушка тридцать пять лет жизни прожила в голоде, вместе со всеми другими простыми людьми. Мы этого времени совсем не застали. А старики и родители не любили об этом рассказывать. Так, иногда, скупо. Бабушка – как они строили дамбу, и им давали за это по хвосту ржавой селедки, в то время, как Лама кишел рыбой; и как она умирала от голода с новорожденной дочерью, и ей с колхозного склада отпустили полстакана кукурузной муки, ведь муж её был не рядовой колхозник, а бригадир. И что она соседке дала ложечку сваренной кукурузной кашицы: «Соседка облизала ложечку, поблагодарила меня и ушла домой». Я уже помню, как бабушка нарезала для приходящих к ней иногда деревенских женщин хлебницу белого хлеба с верхом. Они молчали и смотрели большими глазами на этот хлеб и пили горяченный чай с молоком из фаянсовых блюдечек, ставя их на пальцы, и скупо брали хлеб и намазывали его маслом и вареньем. Хлеб появился, а рыбы не стало. Ее ловля почти всегда в наступившие времена была в запрете, но ведь в воде она не учтена, и всеми-правдами и неправдами людям удавалось её спроворить, а кому-то и продавать тайком. И вот, теперь на рыбу полный и жёсткий запрет, словно вода, что плещется так же широко и вольно, как раньше, теперь сухая.

Мы снова сели в Митину машину и поехали в сторону, противоположную от железной дороги, на ещё одну могилку, нашего дяди, он лежал отдельно в другом быстро растущем кладбищенском массиве с видом на высокие заводские трубы. Дядю было найти легче, по высокому лиственничному кресту, а всего таких крестов было три-четыре, не более. На крест садились голуби и вороны, он был в потёках помёта, время от времени смываемого холодными серыми дождями. На фотографии дядя был в смиренной чёрной скуфеечке и с большой седой бородищей. Это он не смог встретить нас в монастыре и не повёл в монастырскую трапезную, и мы тогда уехали искупаться да чего перекусить. Мы и ему положили ветку калины и цветок подсолнуха, постояли и поехали в Халук.

Погоду обещали солнечную, но в прогноз что-то не верилось. Пространство хмурилось и морщилось тучами, уносимыми и приносимыми ветром, как листаются серые страницы книг. Раньше холодный фронт приносил северо-западный ветер, теперь его дарует северо-восточный, по чьему-то замыслу тают и тают льды Ледовитого океана, климат становится сырым и сумрачным. Нам нравятся и сумрак, и печаль, несущие сосредоточенность мысли, но, когда едешь искупаться в Ламе, солнце не помешает, да и вообще, тепло нужно не только от тёплой одежды.

Мы проехали железнодорожную станцию с обслуживающей её деревушкой. Людей на станции работает всё меньше, всё меньше по числу вагонов пассажирские поезда, электричка, раньше ломившаяся от местного таёжного люда, добытчиков, ходит всё реже и реже, и более, чем пуста. Можно представить, что в избах здесь теперь живут в основном какие-нибудь осевшие поездные побродяги. Школы здесь и начальной никогда не бывало, а магазинчик, существовавший даже в войну, несколько раз закрывали, открывали – и теперь закрыли уже напрочь. За станцией заправка. Митя заправился на ней впрок, памятуя о том, как пять лет назад его брат на этом маршруте всё не мог заправить свой «фольксваген», чудом хватило бензина на обратный путь.