Сергей Гатаулин - Переговорщик

Марта – моя девушка. Мы познакомились пять лет назад, когда я спас ее от инфицированных. Возвращаясь с курсов определителей, в соседней подворотне я услышал крики. Конечно же, я поспешил на помощь, и в тот момент, когда прибыл на место, самый здоровый вича… Черт! Здоровый вича – смешно получается. В общем, подоспел я вовремя. Заразные подонки пытались изнасиловать бедную девушку. А может, это были дикие вичи. Живут же такие в развалинах, пока мы их не поймаем и не отправим в карантин.

Раскидал я ублюдков без особого труда. Не зря же всю свою сознательную жизнь занимался рукопашкой. В наше время – хочешь жить, умей постоять за себя. Кругом враги, даже тот, кого сегодня считаешь другом, может завтра ударить в спину, за… да мало ли за что! За бутылку перегона с бодуна пристрелит, не задумываясь, за теплые шмотки зимой, за пачку махорки.

Злобные лица и сейчас стоят у меня перед глазами. Таких тварей я не видел ни до, ни после того случая. Синие, опухшие, покрытые жуткими язвами – как в дурном сне. Хотя, и в самом страшном сне не увидишь столь отвратительных физиономий. Короче, судя по описаниям в старых учебниках, это были больные на последней стадии СПИДа, дай бог памяти… а, вот – термальной! То есть амба сволочам, конец скоро должен прийти. А они? Вместо того, чтобы лежать и подыхать где-нибудь в темном туннеле подземки или прятаться в развалинах, лезут в жилую зону – к здоровым их тянет, видишь ли.

А действительно, что же гонит их на открытый воздух? Ведь здесь в любой момент можно пулю в лоб схлопотать. Любой заградитель, чуточку сдрейфив, рванет спусковой крючок. Да просто так – рука дрогнет! И не важно – специально он палить начал или случайно. Конечно, по уставу в таких случаях должно проводиться служебное расследование. Но уставу нашему в обед триста лет, а в жизни – кому нужны разборки? Да и было бы из-за кого. Вичи – они и в Африке вичи.

«В зоне их трогать нельзя, но и наружу выпускать ни в коем случае. Попытка вырваться из зоны отчуждения должна пресекаться любыми доступными средствами», – утверждает наш майор, дядя Саша. Вот это я понимаю! Пусть и не по уставу, но не поспоришь ведь.

Правила, инструкции, объяснительные. Главный принцип – сдержать заразу в пределах зоны, а если очередная тварь сдохла, кто будет докапываться и выяснять, почему это произошло, и как тело вича оказалось так далеко от колючки? Ведь нарушитель хотел одного – вырваться за периметр. Умирая, отполз, гад! Не веришь, бери труп и обследуй, коли кишка не тонка! И неважно, вича он, гепат, хрипушник или тубик. Зараза, все одно – всегда при нем, как пятизначный номер на руке у каждого из нас.

Только номер – он снаружи, на коже: едва заметные синие цифры, а зараза – внутри. И никуда он от нее не денешься.

Вот и я говорю, кому нужны разборки? Сдох еще один вича. А дальше? Может, свои назло нам от колючки оттащили, чтобы, значит, наших бойцов запятнать. Кто знает, что у них, заразных, на уме?

Майор, тот улыбается, когда сталкивается с подобными нарушениями устава. Я и сам как-то стал свидетелем: доброволец Зум на глазах Дубинского всю обойму в заразных выпустил. Слегка поцарапался о колючее заграждение и… Понятное дело, трухнул, сучонок! Да так, что контроль над собой потерял. Зло его, видимо, взяло. Плюс страх. Ведь в один момент можно самому превратиться в вичу. А на ком еще, кроме инфицированных, отыгрываться?

За колючкой в это время несколько стариков грелось на солнце. И как эти гнилушки до старости умудряются доживать? Может, лекарства где-то остались, еще с тех пор, как их лечить пробовали? Ведь не врет же майор, когда говорит, что раньше вичей лечили. Вот только им что-то не понравилось. То ли методы, которыми их пытались спасти от неизбежной смерти, то ли лекарства, которые им давали. Мало кто сейчас знает, что именно. Дядя Саша, по крайней мере, говорит, что не знает. Хотя, я с трудом верю его словам. По мне, так он все о заразных знает.

Выхватил, значит, Зум автомат из-за спины и давай греющуюся на солнце мразь свинцом поливать. Смачно так, с душой спусковой крючок на себя рвет. В глазах огонь – боевой блеск. Хоть и не виноваты вичи в том, что он такой трус, но любо-дорого посмотреть. А за спиной майор стоит и задумчиво так постукивает позолоченной рукояткой тонкой трости по начищенному до блеска сапогу. Кругом шум, гам. Жадный до зрелищ народ собрался. Только майор спокоен. Подтянут, рубаха выглажена, пуговицы на солнце блестят, погоны золотом отливают – картинка в старой книжке! Стоит чуть позади и наблюдает, как новобранец душу отводит. Лицо отстраненное. Улыбается даже. Глаза, по крайней мере, точно ржут. Впрочем, нет, ржут они у простых бойцов, а у майора, все-таки, улыбаются. Постоял майор, посмотрел, потеребил отутюженный до болезненного хруста черный мундир, и только, когда все трухлявые гнилушки на землю трупами осыпались, приподнял руку в кожаной перчатке и, положив на плечо новобранца, громко рявкнул:

– От..ставить!

Зум дернулся, как ужаленный. Обернулся. Собрался уже послать непрошенного указчика куда подальше, но, натыкаясь на ледяной взгляд майора, моментально сник. Глаза к земле, сопит виновато, как пацан, которого отец выпорол и в угол поставил. Осталось только слезу пустить да пальцем в носу поковыряться.

– Хватит землю без толку рыхлить, – улыбнулся наш боевой командир и добавил, кивая в сторону мертвых тел. – Молодца, новобранец! Так держать!

– Рад стараться! – выпучил глаза удивленный Зум.

Он ждал наказания и, обрадованный похвалой, безуспешно пытался втянуть выпирающий живот, очень похожий на походный рюкзак, только одетый не на ту сторону. Со спины, впрочем, Зум также не казался особо поджарым.

Молодчага наш майор – суров к врагам и справедлив к подчиненным.

Ведь зачем мы здесь?

Чтобы гнусь заразная не передавала свои вирусы здоровым людям. Не прорвалась, значит, в ряды добропорядочных сограждан. В наши ряды, то бишь. С этими гадами только так и нужно, а то они на такое способны…

Сам я, конечно, не видел, на что они способны, но вот слышал не один раз. Случаев много, а еще больше рассказчиков. Не люблю я, правда, болтунов. Но порой так трудно разобрать, кто из них кто – кто врет, а кто правду говорит. В голову ведь не залезешь.

Недавно приходил к нам один такой сказочник, Вонючка – с соседнего, Беляевского кордона. Притащился уже под утро. Без сил, весь в крови, как со скотобойни. Руки трясутся, автомат дымится, язык заплетается, глаза навыкат.

– Ночью, – говорит, – когда застава спала, проникли два десятка вичей за нашу колючку и всех заградителей шприцами – раз! Двоих, что помоложе, утащили с собой в подземку. Видимо, чтобы насиловать потом. Мужиков эти твари больше жизни любят. Извращенцы! Что с них возьмешь? За это их бог руками генерала Кожемякина и наказал, – рассказывает Вонючка, а сам руками за пазухой елозит, словно проверяет что-то.