Дмитрий Крушлинский - Искаженная реальность

Червяк? – Выдает мозг.

– Шевелится? – Спрашиваю я вслух, ковыряя пальцем мясную «стружку». И точно. Там шевелится червь. Матерюсь и складываю беляш обратно в мешок. Закрываю портфель. Мои челюсти двигаются, перемалывая пищу. Если даже я сейчас ем червивую массу, то это надо пережевать до кашицы. Тогда существа не попадут в меня живыми и не отложат каких-нибудь яиц или что-то такое. Я вообще не разбираюсь в этих опарышах. Но надеюсь, что тварь не начнет размножаться у меня в теле. Господи, это даже представить жутко.

– Что вы «гаварытэ»? – Спрашивает таксист. С виду нерусский, то ли таджик, то ли азербайджанец. Для меня они все, как китайцы, очень похожи. Большие круглые глаза, огромные носы и черная, как смоль борода. Ну и акцент восточный, от какого азиатскому человеку нелегко избавиться. Я вообще ни разу в жизни не встречал иностранца, идеально говорящего на русском, словно это родной язык.

– Да опарыш в беляше. – Жалуюсь я. Хоть и червивый пирог, настроение у меня прекрасное, ибо вместо склада я сижу и млею в комфортном салоне. Меня подобно важной дипломатической персоне везут на место передачи письма. Не хватает только красотки под боком. И жизнь удалась.

– Вах! – Отзывается тот с сочувствием и цокает языком. Водитель не упускает возможности рассказать мне парочку историй, как его тоже травили нехорошие люди, подсовывая в магазине протухшее мясо и вонючие заплесневелые булочки.

– Ничего страшного, бабуля старая, ошиблась, не дожарила или не заметила плохое мясо. – Говорю я успокаивающе, прощая старушку. Если в одном беляше червяк, то это еще не значит, что везде и всюду так. Я всемилостив и оптимистичен, словно Император, простивший измену родственнице.

Я удачно отдаю письмо получателю на химическом заводе, с пропуском проблем нет, охрана адекватная. Ворчу на запах. Там все время воняет какими-то кисловатыми смесями. Сажусь в такси и только спустя минут десять езды запах не чувствуется. И ведь работают люди в таком месте, нюхая токсины в огромных концентрациях. Ужас какой. Нерусский таксист со мной согласен, он хрипло посмеивается, показывая квадратные зубы. Он напоминает мне о червяке и шутит про то, что химия в еде такая же опасная. В ней и черви будут жить, и микробы с паразитами, и тараканы с саранчой приживутся. Мы оба смеемся, как бы пытаясь поскорее забыть о месте, где воздух сплошной яд и последствия от дыхания могут быть какими угодно.

Я заканчиваю с развозом писем, выдав последние две штуки. Оба клиента находились рядышком, вот и получилось быстро. Вернувшись на работу, захожу в туалет, дабы порадовать свои почки и избавиться от лишних жидкостей. Унитаз страдает, жидкость журчит.

Вскрываю у раковины мешок с пирогами. Оттуда пахнуло чем-то мерзким, стойким и меня чуть не стошнило. Я понял, что червей там наверняка прибавилось. Выбрасываю это дерьмо в мусорное ведро и трагично вздыхаю. Опять голодным пахать. Столовой на складе нет. Почти все работники берут с собой. А начальство пользуется кафе и ресторанами. В магазин за едой отпускают, но там брать нечего, кроме булки хлеба да заварной лапши, надоевшей за годы работы.

Я скушал совсем чуть-чуть. Поэтому не чувствую никакого дискомфорта. Возможно, мне попался свежий беляш с единичным червем, а остальные пироги полностью испортились еще раньше, да я и не заметил, когда покупал. Как тут увидишь, если портится сперва начинка, а не внешняя оболочка из теста, термически обработанного и пропитанного маслом.

После работы я, завидев бабулю с ящиком, подхожу и вежливо прошу ее следить впредь за тем, что она готовит. Рассказав о черве и других нелицеприятных вещах, я желаю старухе приятного дня и удаляюсь в квартиру. Та в спину что-то говорит, кричит, но мне все равно.

Приготовив на скорую руку ужин, я в тишине стукаю вилкой по тарелке, глотая сосиску с лапшой. И вдруг слышу странные шоркающие звуки. Они за стеной. В этот раз ничего не падает. Просто какие-то движения и трения о стену. Мозг рисует образы ткани. Она натянута на что-то пухлое. Потом вещь прижимают к стене и начинают ею водить, будто чистят от «хохоряшек». Кажется, соседи затеяли ремонт. Звуки тяжелые, глуховатые. Улавливаю еще влажные призвуки, словно лопаются пузыри. Они снимают штукатурку, используя водный раствор? Я махаю рукой, ну их в баню. Мне-то какое дело. Заканчиваю ужин и иду к компьютеру. Игровой мир ждет меня. Сегодня буду бегать в приключенческой игре «Пески Египта». Там я играю за археолога и хожу внутри пирамиды, отыскивая сокровища. Графика настолько хороша, что я завороженно рассматриваю каменные стены гробницы со свисающей по углам паутиной и собственными следами в пыли, остающимися позади меня. Зажжённые мною факелы на стенах злобно дергаются, и тени танцуют, делая игровой мир максимально реалистичным и пугающим.

Я раздраженно снимаю наушники. Это дрожит смартфон. Кто-то звонит.

– Да? – Говорю я.

– Сыночек! Это соседка твоя. Беляши ты у меня покупал, помнишь?

– А как вы мой номер…

– Сына, послушай! – Веселым голоском затараторила бабка. – У тебя по соседству внучок мой живет. Не мог бы ты ему денюжку одолжить? Я тебе потом отдам. Или вот бесплатно беляшами покормлю. Они у меня вкусные-превкусные!

– Вкусные? Да у вас в пироге червь был! – Возмутился я. – И откуда вы, бабушка, номер мой взяли?

– Ну как же! Твои родные заходили, о тебе спрашивали. Они и дали. А беляши у меня хорошие, просто тебе такой попался. Я тебе другой сделаю, вкусно будет! Ну сходи к моему внучку, дай денюжку. Всего сто рублев ему надо. Хлебушек купить да еще что-то, покушать.

– Ладно, и какая квартира? – Лишь бы отвязалась, решил согласиться. Родители нередко ко мне заходили, так что бабушкины слова похожи на правду. Как оказалось, ее этот внук жил на пятом этаже. На три ниже. И какой же это сосед. Это уже не сосед, а совершенно другой уровень, как в игре. Усмехнувшись, я взял из кошелька несчастные сто рублей и поперся искать квартиру.

Пока я шагал по коридору и по лестнице, многоэтажка провожала меня гробовой тишиной. Обычно что-то слышно, нередко и запахи витают, если жильцы готовят что-то. То кислым, то сладким, то просто канализацией. Я не привык таскаться пешком. Пользуюсь лифтом. Хотя это не имеет значения.

Я иду и соображаю: а ведь даже трубы не гудят и не шумят от кучи смываемых какашек, падающих в общие стоки. Хоть бы один человек прошел мимо. Вообще никого. Ни единого признака активной «жизни». Я выглядываю на улицу в окно, расположенное на каждом пролете недалеко от лестницы. Подоконники чисты. А обычно хоть кто-то да курит, окурки бросает. И на улице во дворе нет автомобилей. Ладно, чего это я так разволновался? Чего мне до жителей? У меня своя жизнь, у них своя.