Дмитрий Крушлинский - Искаженная реальность

Так и спускаюсь до пятого этажа, гулко стуча подошвами кроссовок. Квартира найдена, я у двери. Как пояснила бабулька, надо засунуть в замочную скважину сто рублей. И внук ее возьмет, так как дверь он не откроет. Бабка сказала, что там заедает что-то, проблемы будут. И только она знает, как открывать нужно. Я засовываю русскую валюту и стучу, говоря: «Здравствуйте, берите сто рублей! Бабушке привет передавайте!». Отхожу к лестнице и добавляю: «Не забудьте вернуть! Всего хорошего!».

Утром я спускаюсь, шумно закрывая дверь с пищащим домофоном, и встречаю эту старушку во дворе. В этот раз она особо приветлива и протягивает мне мешок с беляшами. Ее морщинистое лицо выглядит все более наглым, наигранно улыбчивым и уродливо морщинистым до безобразия. Всего несколько дней назад я воспринимал ее, как свою, «домашнюю», а теперь это чужая бабища, какая-то ненормальная и подозрительная. Старушка сует мне в руки свои беляши и все никак не может заткнуться, бормоча про внучка и его проблемы с работой.

Я отшатнулся, неожиданно почуяв гниль изо рта старухи. Показалось что ли? Не припомню такого. Зубы-то у нее вроде бы целые. А несло так, будто бы я засунул голову в мусорный бак с гнилыми овощами и мясом.

– Ладно, ладно, – усмиряю ее пыл, забирая мешок. Про себя решаю, где их выкинуть. Мусорных зон в округе не так много, и дворы в последнее время огораживают от посторонних.

Я поскорее сваливаю на работу, говоря, что спешу. За пределами забора я ощущаю на себе чей-то взгляд. Мельком смотрю назад, бабки нет. Глаза поднимаю выше, осматриваю этажи. Окна все темные, как глазницы черепа. Ничего не видно за чернеющими стеклами. Списав все на усталость, нервы и плохую погоду, я сплевываю и направляюсь к ближайшей остановке. У меня возникла классная идея. Месть должна быть такой же сладкой, как эти чебуреки. Ведь начальник так и не сократил рабочий день, уехав по каким-то там своим делам как раз тогда, когда я вернулся после курьерской подработки. Пришлось перерабатывать часы, про себя обзывая Виктора Викторовича самыми грязными словами.

Я этому гаду подарю пирожки. Пусть потом бегает в туалет с поносом, если отравится. Я, гнусно хихикая, представил, как он кривит свою жирную рожу, потея и оглушительно взрываясь задницей, пробивая унитаз и засоряя канализацию бежевой «болотной» жижей. Он стонет от болей в сфинктере и проклинает меня. А я в это время таскаю вещи по складу, довольный такой местью. Сегодня я сломаю этому дебилу рабочий день. Думаю, мои коллеги одобрят, ибо они тоже знают грязную подлую натуру Виктора Викторовича.

Я, конечно, хотел мести. Но не такой. Начальника увезли на скорой ближе к вечеру. Мне не по себе. Я помню, как дарил ему чертовы беляши. Виктор тот еще мудила, однако смерти я ему не желал.

Мне передали знакомые, нисколько меня не подозревая, что тот чем-то отравился, все бегал и бегал в туалет. Дошло всё до кровавого стула. Его там штормило нехило на унитазе. Врачи забежали в туалет в тот момент, когда Виктор блевал кровавыми кусками собственного желудка. Так мне буквально поведали некоторые сотрудники в курилке. Я лишь нервно кивал, надеясь на гиперболизацию информации, на то, что кровавые подробности наклеены поверх обычного реализма уборщицами-сплетницами. Я уверен, Виктору Викторовичу стало плохо, вот и положили его на носилки. А кровавый понос… я читал где-то про это. Бывает такое из-за мощной отравы. Увидев столько крови в унитазе, люди распространили небылицы о блевотных извержениях.

Интересен мне иной факт сего финала. Скорая прибыла без мигалок. И врачи не в халатах, хотя и представились таковыми. На машине, называемой в народе «буханкой», красовалась, по описанию свидетелей, надпись «скорая помощь». Явно наклейка. Так как одна из букв сидела криво, еще несколько символов колыхались на ветру, отклеиваясь. Вот такая у нас медицина в городе. Даже новые автомобили скорой помощи врачам не могут выделить. Но почему они лишены халатов и мигалки. Разрешается ли ездить в таком виде нашим драгоценным докторам, хотелось бы мне спросить у главврачей и юристов в администрации больницы.

Я заканчиваю работу, пишу на выходе имя и фамилию, перекидываюсь парой фраз с охранниками. На улице меня встречает весна, самый ее разгар с оранжевыми оттенками. Давно все тает, собирается в ручейки и бурлит, слепя бликами, а зелень просыпается, вытягиваясь вверх ростками и веточками. Ботинки мои хлюпают по грязи, обходя собачье кало и намекая на реальность. Это не игра. Это не сверкающие чистотой текстуры внутри Древних пирамид Египта. Я гляжу на небеса. И они настоящие, непостижимые, далекие, притягивающие своей бесконечной синевой. Пессимизм липнет ко мне в связи с недавними событиями. Мысли забиваются мелкими страхами. Меня могут взять менты в оборот, если начальник помрет. Кто-нибудь обязательно скажет, что ел Виктор, и кто ему беляши подарил. Не скажет, но намекнет. По остаткам еды в желудке трупа патологоанатомы найдут первопричину. Все указывает на меня.

Я в раздробленном эмоциональном состоянии покидаю рабочий район, колеса автобуса переносят меня в другую часть города. Ближе к моей многоэтажке. Ближе. Я выхожу, готовясь к словесной драке с бабкой. Эта дура у меня получит пару ласковых слов. Накатаю на нее заявление в милицию, если старая карга посмеет меня в чем-то винить. Просто так она у меня не отделается.

Я удивленно осматриваю двор. Никого. Куда эта старуха подевалась? Она обычно стоит у ворот и продает беляши. Сбежала что ли? Я вдруг подумал, – ее могли следаки забрать, выяснив о беляшах. Вполне вероятно, что она рецидивистка…

– Сыно-о-оч-е-ек! – Ласково позвала бабушка прямо позади меня. Как она там оказал…

Я ощутил укол в шею. В меня что-то ввели при помощи иглы. Я понял это, повернувшись и на ходу проваливаясь в сон. Последнее, что промелькнуло перед затуманенным взором, так это улыбающееся отвратительное лицо старухи, ее выпученные глаза и шприц в руке. Что она творит?! Убить меня решила?! – Кричу я про себя, а вслух лишь что-то мычу, падая в грязь.

Напоследок я слышу: «…думала съешь мои беляшики, сорванец, но придется теб…».

Я просыпаюсь на холодном металлическом столе. В голове непрерывный звон и перекаты «шариков», создающих болевые вспышки. Я связан по рукам и ногам. Пытаюсь освободиться, вяло напрягая мышцы. Без толку. Приподнимаю голову, и вижу старуху. Зрение периодически плывет. Заодно и деформируется помещение, где лежу. Тошнота подступает к горлу. Такого кошмара я даже в кинофильмах не видел. И дело вовсе не в моем состоянии.

Вся комната заставлена ведрами, заполненными кровавой кашей. Пол в крови и переломанных обглоданных костях, сама бабуля в фартуке, тоже измазана кровью. Запах крови узнаваем, инстинкт никогда не ошибается. Повсюду лежат резаные и драные куски мяса, и… человеческие конечности. Некоторые ведра криво стоят друг на дружке, из них торчат головы людей, ребра, внутренности и даже мозги. Меня от увиденного зрелища выворачивает. Так как не могу нормально склонить голову набок, то часть блевотины растекается по лицу. Я матерюсь и призываю освободить себя, иначе менты явятся за бабкой.