Михаил Кривич - Черная тарелка

Как всегда, впереди всех шла президентская орда, за нею с небольшим отрывом коммуняки. Всякая партийная мелочь кучковалась далеко позади лидеров, что в общем-то нетрудно было предвидеть. Но никто не ждал, что таблицу замкнет аленький цветочек – символ ЭРОСа. Впереди были все наши конкуренты – и маргинал-охлократы Красноперского, и невесты Куцей, и даже национал-автолюбители. Это был полный провал.

Гена Последнев отошел от телевизора и как оплеванный стоял посреди зала. Клава подошла и молча обняла его за плечи. Лед гнетущей тишины разбил Толик Горский. Он крепко хлопнул по спине пригорюнившегося председателя и произнес:

– Да когда же, скажи на милость, чукчи голосовали за нас? Им вся твоя экология по… – Он оглянулся на Клаву и подправил готовую сорваться с уст метафору: – Она им… по тундре да по чуму! Вот начнется тайга, и пойдет наш процент. А пока давай выпьем.

И впрямь выпить было самое время, уж если не за победу, так за достойное поражение. Все обступили фуршетный стол, хлопнули по стопарику ледяной «Царской коллекции», закусили Клавиным пирожком, посудачили об электоральных ожиданиях. А тут на экране вновь возник тонкогубый.

Оказывается, пока мы выпивали и закусывали, неутомимые счетчики голосов уже оприходовали сотую часть электората, надо же! Давайте посмотрим, что же они насчитали. Ага, на цветной диаграмме наш аленький цветочек ушел с последнего места, оставив позади игрушечную машинку – значок национал-автолюбителей. Уже не худо. Верно подметил Толик Горский: тайга, этот символ российской экологии, эти легкие планеты, работает на нас, на ЭРОС. И мы вернулись к столу.

Так мы и сновали по конференц-залу – то прилипали к телевизору, то возвращались к царской водочке и Клавиным пирожкам. По мере продвижения к европейской части России ЭРОС все прибавлял и прибавлял, причем особая прибавка вышла в саматлорах и уренгоях, где мы облетали и объездили все, что можно было облететь и объездить, где на буровых и газонасосных Клаву встречали особенно горячо. И хотя заветный проходной процент маячил где-то далеко-далеко, на Восточно-Сибирской равнине мы обошли невест Маргариты Куцей и вплотную приблизились к маргиналам Владлена Красноперского.

Итак, ЭРОС не спеша набирал проценты, а мы все быстрее и быстрее набирались за фуршетным столом. Гена Последнев и Толя Горский, оба красные как маки, хохотали, вспоминая про кипы пик и линя на мели. А Сережа Сонокотов, в которого обычно влезало немереное количество водки, уже не вязал лыка. Я же каким-то чудом еще сохранял относительную трезвость и с тревогой следил за Клавой. Она не пила, только пригубляла рюмку и с каждым новым сообщением Главросизбиркома становилась все более напряженной. Я подошел к ней и положил ей руку на горячее плечо. Она отодвинулась – «не надо, потом»…

За Уральским хребтом мы всего на пару десятых процента отставали от маргиналов, что называется, дышали в затылок Красноперскому, который, в свою очередь, балансировал на грани проходного балла. Близость успеха, возродившиеся надежды на благополучный исход вызвали у нас новый приступ жажды, и мы в который уже раз основательно приложились к «Царской коллекции». А потом началось что-то невообразимое. Избирательную диаграмму залихорадило. Европейский Север совершенно неожиданно подарил Красноперскому и Куцей большие прибавки – невесты обошли нас и вместе с маргиналами не только преодолели заветный порог, но и вплотную приблизились к коммунякам, которым не помог даже их пресловутый «красный пояс». Юг, вопреки всем ожиданиям, поменял местами Куцую и Красноперского и немного поправил дела коммуняк. Но все они уже были в полном порядке, мы же на обсчитанной европейской части умудрились потерять почти целый процент и вновь оказались поблизости от национал-автолюбителей. Хорошенькое соседство!

Оставались Брянщина со Смоленщиной, Калининградщина да Москва с Питером. Здесь нам ловить было нечего – к гадалке не ходи. Поскучнел наш штаб, приуныл. И потрезвел. Выхаживающий с опущенной головой из угла в угол Геннадий еще больше, чем всегда, походил на великого человека, но, увы, после Ватерлоо. Серега курил сигарету за сигаретой. Толя Горский забился в угол и с кем-то озабоченно говорил по телефону. Клавы в зале не было – я не заметил, когда она исчезла.

Минута проходила за минутой. Мы без всяких надежд, без каких бы то ни было позитивных электоральных ожиданий, как подсудимый перед выходом присяжных с приговором «виновен», поглядывали на телеэкран, где резвились девчонки из группы «Сверкающие». И вот последний раз сверкнули их очаровательные попки, и появилась заставка «Главросизбиркома», а затем и сам его председатель. Он сказал, что скоро утро и все, наверное, уже устали, но дорогие телезрители не зря оставались у своих голубых экранов, потому как предварительный подсчет голосов практически закончен и он, тут председатель лукаво усмехнулся, он, то есть подсчет голосов, принес небольшие сюрпризы. Тут говорящую голову сменила диаграмма, и мы на добрую минуту лишились дара речи.

На самой верхушке диаграммы с обычной кучей процентов расположилась президентская рать. Кто ждал другого? А много ниже ее, но выше роковой черты рядышком, практически в один уровень стояли: коммуняки, маргиналы, мы и невесты, причем мы впереди невест.

Немую сцену оборвало ликующее «Вау!» Сережи Сонокотова. Толя Горский выкрикнул «Победа!», а Гена совсем не по-наполеновски – что под Аустерлицом, что под Ватерлоо – подпрыгнул и взвизгнул «Ой, мамочка!».

Вслед за этим поднялся невероятный гвалт, и сразу же невесть откуда, должно быть, из туалета явилась Клава. Глаза у нее были красные – неужто ревела? Она растерянно посмотрела на нас, вопящих от восторга, потом на телеэкран и, осознав случившееся, бросилась к мне, уткнулась зареванным лицом в мой пиджак и счастливым голосом повторяла: «Получилось, получилось, получилось…»

В конференц-зале творилось что-то невообразимое. Приходили и уходили какие-то люди. Одновременно звонили все мобильные телефоны. Позвонил даже сам Семен Захарович. Неведомо откуда появились цветы. А владелец «Царской коллекции», словно ждавший победную весть за дверью, собственноручно, сгибаясь под тяжестью картонной коробки с дюжиной бутылок, внес в зал столь необходимый нам в те минуты напиток.

Гуляли мы до полудня. Ох, и гуляли же мы. И Клава, моя Клава, главная виновница торжества, с сияющими глазами принимала поздравления, не отходя от меня ни на шаг.

Остаток олигарховых средств Гена Последнев поделил истинно по-братски, выдав всем участникам победоносной избирательной кампании солидные премии. Щедро наградил он и меня с Клавой. И мы с ней рванули к теплому солнышку и ласковому морю: не мудрствуя лукаво выбрали плебейскую Анталью, где и пробыли две почти безмятежные недели. «Почти» – потому что среди наших сопляжников попадались Клавины избиратели, и они беззастенчиво лезли за автографами. Впрочем, это не особенно отвлекало нас от главного – в своем номере мы оставались одни.