Михаил Кривич - Черная тарелка

Клава мгновенно уснула, а я лежал и думал о том, что ей хватило ума и такта не предлагать мне место помощника, хотя мне не стоило труда разгрузить ее от непосильной писанины.

Как она ни сопротивлялась, доклад я дописал, а потом надоумил ее пригласить к себе на работу Сережу Сонокотова. Тот охотно согласился, и Клава вздохнула с облегчением. Она продолжала много работать, тянула на себе тяжеленный воз, но все же нам удавалось выбираться и в кино, и к друзьям, да и наше любимое занятие не так страдало от Клавиных парламентских перегрузок.

Так мы прожили несколько месяцев. А потом грянули исторические события, изменившие не только нашу с Клавой жизнь, но и судьбу России.

Началось все, если помните, с того, что Семена Захаровича пригласили на беседу в Главпрокуратуру. Должно быть, пожадничал, не поделился с кем делиться положено. Вот и доигрался. Сообщение о тучах над его головой промелькнуло в газетах, но особого внимания не привлекло. Ну взяли за некое место еще одного олигарха, первый раз, что ли? Туда им всем и дорога.

Потом было возбуждено обычное для тех дней уголовное дело, с Семена Захаровича взяли подписку о невыезде, стали изымать документы из его офисов. Вот тут-то и встрепенулись Клавины недруги – Красноперский и Куцая. Ни для кого не было секретом, что ЭРОС прошел в Палату на деньги олигарха. А другие, спрашивается, где их брали? И у маргиналов охлократическое рыльце было в пушку, и невестушки давным-давно лишились финансовой невинности, и борцы за народную долю коммуняки брали у кого ни попадя, даже национал-автолюбители тратили спонсорские денежки отнюдь не на горюче-смазочные материалы. Но здесь был особый случай. Народная любимица, бессребреница Клавдия Толмачева, не бравшая взяток, не въехавшая даже в казенную квартиру на Остоженке, оказывается, просто ломала целку на глазах всей страны. Она, оказывается, брала, и ох как брала. И у кого брала! Ату ее, ату!

И вот уже «Народная газета» разражается подвалом «Кто играет на экологической КЛАВиатуре?», а канареечный «Столичный ленинец» печатает реплику «Ночующая у друга». И вот уже в Палату вносится инициированный маргиналами и невестами депутатский запрос об источниках средств партии «Экология России».

Клава на глазах худеет, приезжает домой на казенной машине (ее все-таки выдернули из метро – неприлично!) за полночь – черная от бессилия и гнева, по ночам не смыкает глаз и отодвигается на край постели, когда я пытаюсь ее обнять, чтобы утешить, успокоить.

А нам это надо? Ох как она была тогда права!

Дело же Семена Захаровича шло тем временем ни шатко ни валко. Газетные сообщения о вызовах его в прокуратуру, обысках в банках, которые он контролировал, и выемках документов становились все реже и реже, а потом и совсем прекратились. Должно быть, перестал жадничать. Подписка о невыезде как-то забылась, и Семен Захарович благополучно улетел на своем самолете в Цюрих.

Но от ЭРОСа и Клавы не отвязывались, хотя проверка по депутатскому запросу ничегошеньки не вскрыла, даже спонсорское участие Семена Захаровича в нашей избирательной кампании доказать документально не удалось. Однако Красноперский и Куцая не унимались. По Палате ползли мрачные слухи об отмывании денег через экологические фонды, которые поддерживала фракция Последнева и лично Клава. Слухи просачивались в печать, обрастали подробностями. Никто категорически ничего не утверждал, но «как стало известно, из достоверных источников…» и так далее. В общем, нет дыма без огня…

Какой-никакой огонек все же обнаружился. В одном сибирском городке, его не называли в интересах следствия, действительно вскрылись экологические злоупотребления. Было возбуждено уголовное дело. ЭРОС и Клава пока не фигурировали, но подпитываемый горючим «из достоверных источников» костерок стал разгораться. Поступил запрос на проведение обыска в нашей фракции и в аппарате вице-спикера. Российские Невесты внесли в Палату предложение сместить Клаву с ее поста и лишить депутатской неприкосновенности.

Да простит мне читатель беглость, хроникальность изложения всех этих общеизвестных политических событий. У многих они еще свежи в памяти, ведь с той поры прошло совсем немного времени. И я пересказываю их лишь затем, чтобы кто-то не перепутал их порядок, хронологию грандиозного скандала, который вошел в политическую историю России, и не только России, как Эросгейт.

Политика – дело грязное, но ее делают люди, среди которых попадаются и вполне приличные. Они нашлись и в Палате. Клаву здесь любили, особенно мужики. И неудивительно, что предложение невест угробить Клаву было с треском провалено. Против него проголосовало подавляющее большинство, в том числе и часть маргиналов-охлократов – из тех, кто в палатной курилке любил посудачить о достоинствах Клавиной фигуры. Красноперский в гневе грозился выкинуть их из партии.

Однако маленькая победа дала нам лишь короткую передышку. Наступление недругов продолжалось, причем приняло оно крайне неприятные формы. Через неделю после безуспешной попытки свалить Клаву в ее кабинете кто-то ночью вскрыл сейф и унес очень и очень серьезные документы. На следующий день, когда Клава ехала в Палату, в ее БМВ бросили банку с краской. Удар пришелся по лобовому стеклу, водитель лишился обзора, и машина едва не врезалась в автобус. А еще через неделю случился пожар.

Это была редкая за последние полгода ночь, когда Клава не отодвинулась от меня, сославшись на головную боль и усталость, а позволила себя обнять, позволила все, что мы так с нею любили, и сама была пылкой, как прежде, словно не было между нами проклятой Палаты, с ее регламентом, законопроектами, фракциями, комитетами, депутатскими запросами. Потом мы обнявшись лежали лицом друг к другу, и Клава шептала: «Бросим все к матери и уедем в Анталью, а? Ну хоть на недельку…» Я согласно кивал головой, хотя знал, что никуда мы не уедем, по крайней мере до конца сессии, которая заканчивалась аж через три месяца. И тогда тоже не уедем, потому что и в каникулы у Клавы будет бездна дел, и она улетит без меня в какой-нибудь Усть-Каменогорск, а если и возьмет меня с собой, то я буду целый день дожидаться ее в гостинице, и вернется она в номер едва живая, скажет «ой, давай не будем сегодня» и тут же уснет. Нам это надо?

Не надо, ответил я сам себе и тут же почувствовал запах гари. А через секунду мы оба закашлялись от сильного дыма. Вскочив, я зажег свет и увидел дымовую завесу, наползающую со стороны прихожей. Ковролин у двери уже лизали язычки пламени. Я успел набрать 01, обернуть лицо Клавы полотенцем и вытащить ее на балкон.

Пожарные приехали мгновенно – кто-то из соседей вызвал их до меня – и быстро затушили огонь. Мы с Клавой, мокрые, закопченные, полуодетые, вернулись в комнату и принялись оценивать ущерб. Появилась милиция, приехала бригада с Петровки. И стало ясно, что квартиру подожгли. Не таясь, нагло, вызывающе. Даже канистру с бензином не удосужились куда-нибудь припрятать.