Вильям Топчиев - Теория Фокса

– Это было моё единственное условие, Нельсон. Тогда, два года назад, мы договорились: никаких властей. Никаких государств. Ты обещал.

– Да мало ли какие условия! – закричал Нельсон. – Мало ли кто что обещал! Это же жизнь! Моя жизнь! Ты что, не мог переступить через себя? Всего один раз? Государство… Ну и что такого, что государство?! Неужели я, человек, для тебя совсем ничего не значил?

Джим лишь покачивался, закрыв глаза.

– Так будь ты проклят, Джим! Трижды проклят. Ты не человек, нет! Вот так вот просто взять и убить…

Нельсон вынул из кармана руку с зажатым детонатором, его губы дрожали.

– Почему государства? – простонал он.

– Ты никогда раньше не спрашивал, – сказал Джим и посмотрел на него.

– А я раньше и подумать не мог, что погибну из-за этого. А вот теперь мне интересно. Так почему же государства, Джим?!

– У нас не хватит времени.

– О, нет! – сорвался Нельсон. – С этой скамейки ни ты, ни я уже не встанем. У нас всё время мира… Так что давай, рассказывай, ты, ублюдок! Я хочу знать, почему умираю…

Джим попытался заговорить, но горло пересохло. Где-то вдали, из глубин города, урывками доносился звук полицейской сирены. Она завывала, пульсируя, и Джим вдруг почувствовал, как всё его тело сковало, холодные мурашки пробежали по спине.

– Так при чём здесь государство?! – прорычал Нельсон.

– Обман, – выдавил из себя Джим. – Государство – это обман… Крысиная стая, паразитирующая на людях… Обман… Я его ненавижу всем нутром, как кошки ненавидят собак. Вот почему.

– Чёртов одиночка… Джималоун… – Нельсон простонал, вцепившись себе в волосы. – Будь ты проклят! Да будь ты трижды проклят!.. И кого же оно обманывает?!

– Всех. Абсолютно всех.

– Меня. Меня оно тоже обманывает?

– Оно всех обманывает, Нельсон.

– Меня не интересуют все. Как оно обманывает меня? Меня, чёрт тебя возьми!

– Да во всём, Нельсон.

– Хватит! – он закричал в голос, тряся детонатором. – Хватит играть со мной! В чём оно обманывает меня?!

Джим затих.

– Ты же экономист, Нельсон.

– И что?!

– Ты потратил десяток лет, изучая экономику в Гарварде. Неужели ты не заметил, Нельсон? Вся эта твоя экономика – это гигантский обман. Целая наука – одно сплошное мошенничество, созданное государством, чтобы манипулировать, чтобы отвлекать внимание.

– Бред, – Нельсон замотал головой.

– За всю историю ни один экономист не заработал и цента, применяя экономику на практике. Они все либо преподают её, либо раздают предсказания. И все сидят на грантах и зарплатах. Никто экономику не применяет! Спроси меня почему.

– Бред!

– А потому, – продолжил Джим, – что ни один закон экономики не работает. Ни один!

– Бред!

– Возьми любой закон. Любой. Вот хоть закон спроса и предложения. Ведь что он говорит? Цена падает, спрос растёт, да? Возьми роскошь – что будет, если ты решишь продавать сумки Шанель по сто долларов? Кому они будут нужны? Возьми рекламу – ты увеличиваешь цену, направляешь её на рекламу и продаёшь ещё больше. Да в конце концов, посмотри на рынок акций! Самый большой рынок из всех. Что происходит, когда цена растёт? Все хотят купить. А когда падает? Помнишь прошлый биржевой крах? Бесконечная череда примеров, когда закон спроса и предложения даёт сбой. И знаешь почему? Да потому что он не работает. Вообще.

На лице Нельсона застыла гримаса боли.

– Ни один закон экономики, – продолжал Джим, – не воспроизводим. В физике или химии если проводишь два одинаковых эксперимента, на выходе будет один и тот же результат. В экономике же ни один эксперимент нельзя повторить. Вообще ни один! Поэтому их предсказания не работают. Да и потом, Нельсон… Ты ведь оценщик. Скажи, ты хоть раз видел стоящую идею, которую бы отдавали бесплатно?

Нельсон молча смотрел на него.

– А экономисты, – продолжил Джим, – раздают свои идеи направо и налево… Если бы они сами верили в то, что говорят, то были бы богаты. А нет… Все сидят на зарплате. Почему, Нельсон?

Джим замолчал. Ему на колено упал кленовый лист; он подобрал его и посмотрел сквозь него на свет. Солнце уже приподнялось над деревьями, и тусклый солнечный луч пронзил лист насквозь, обнажив кровавые прожилки, как вены, пульсирующие сквозь ещё недавно живую плоть.

– Наука, результаты которой нельзя ни воспроизвести, ни применить на практике. Которая не может создать ничего полезного. Как ты назовёшь подобную науку?

– Ты хочешь сказать, – проскрежетал Нельсон, – что все эти сотни тысяч людей, что они просто так?! Студенты, профессора… Нобелевские лауреаты?

– Нобелевская премия по экономике? Мошенничество. Вымысел. Фантом.

– Да что ты говоришь-то такое?! – Нельсон уставился на него.

– Не создавал Нобель никакой премии по экономике, – сказал Джим. – Ну, не создавал! Они придумали её в 1969 году.

– Они?!

– Государство. Нобелевская премия по экономике не имеет к Нобелю никакого отношения. Вообще никакого. Они просто присвоили себе бренд… Вставили имя Нобеля в название премии. Семья Нобеля пыталась было протестовать, но им быстро всё объяснили.

– И зачем им это нужно? Государству-то зачем всё это нужно?!

– Нельсон, скажи, а что такое государство? Кто это? Политики? Не больше чем пустобрёхи, которых волнует лишь, что скажут окружающие… Может быть, военные? Пушечное мясо в погоне за звёздочками. Кто ещё? Бюрократы? Серые, ничего не решающие мыши. Всё, что у них у всех есть, это лишь иллюзия… иллюзия власти… Так что такое государство, Нельсон? У кого настоящая власть?

Нельсон лишь тихо простонал.

– Есть только одна власть. Настоящая власть. Власть денег. И у кого она? Скажешь, у богатых? Нет, это всё пешки, мелочь. Сдача… Настоящая власть у того, кто печатает деньги. Тот, у кого в руках печатный станок, контролирует их всех – политиков, военных, бюрократов. Он и есть государство… Бенджамин Франклин, отец-основатель Америки, лицо Америки, смотрящее на мир с каждой стодолларовой купюры… Так вот, Бенни бы тебе подтвердил. Ведь кем он был? Скромным печатником, в подвале которого стоял единственный на всю страну станок, способный печатать деньги. Днём колонисты печатали купюры. А на ночь станок закрывали. И действительно, а вдруг кто-нибудь вздумает напечатать немного неучтённых денег, а?

– Ты… – запнулся Нельсон. – Ты хочешь сказать… что Франклин…

– Закрой глаза и представь себе, – сказал Джим. – Ночь, тёмный подвал, закрытый станок, дающий безграничную, абсолютную власть… И безвестный печатник, двести лет спустя снисходительно посматривающий на мир с каждой купюры… Ну что, всё понятно? Старик Бенни кое-что понимал в настоящей власти!

Через тропинку метнулась крыса. Они невольно проследили за ней взглядом.