Майкл Улин - Шёлк лоскутный, или Книга падших

Энн также сообщила, что собирается переехать к Гене на долгий срок – лестное предложение от руководителей той самой фирмы, высказанное лично ей после собеседования с одним из руководителей проекта. Диссертация становилась в этой связи не столь актуальной и потому откладывалась на неопределённый срок. Впрочем, после частной беседы эта тема, возможно, будет продолжена, но по новому адресу, за рубежом.

Славик слушал с большим интересом, несмотря на явное огорчение потерей. Он рассказал ей об экспериментальной теме изучения ферментов, обслуживающих биохимические процессы поведения вирусов в клетках многоклеточных, об обнаружении влияния на эти процессы через некоторые ферменты стадий развития хозяина. Эволюционно вирусы приспособились по-разному проявляться в организме.

Отдельным вопросом был факт, обнаруживаемый на картофеле и не только – «поражённый вирусами» организм часто проявлял признаки карликовости. Даже был выделен один из факторов, влиявший на их вирулентность в зависимости от стадии развития хозяина. Образно говоря, прорисовывалась тест-система определения стадии развития организма, а вернее, определения его взрослости…. И в этом была находка – именно на личинках шелкопряда эта тестовая система работала безупречно. Три стадии развития, три возраста.

(Была также тема, о которой Славик пока никому не говорил. – А именно о том, что генотип живого организма формировал схему своей смерти на последней стадии своего развития. На предшествующих стадиях этот процесс возможен только от метаболического сбоя, в частности – дефицита связанного азота, необратимо приводящего к превалированию катаболических процессов над анаболическими и физическому воздействию. Митохондрии на конечной стадии развития становятся восприимчивыми к особым сигналам, вплоть до феномена апоптоза. Планировалась также серия экспериментов по внутриклеточной пересадке митохондрий межвидового происхождения и изучение опосредованных этим эффектов обмена, стадийности, продолжительности жизни.)

Тем не менее, Славик в целом был доволен – единственным его «приобретением» стало то, что Элл, таинственно вышедшая из комнаты, где общались дядя Слава и мама, вышла и показала ему целую жменю (помещённую в коробочку) коконов шелкопряда. Это, конечно, не было привезено из-за границы. Элл нашла их на дереве в соседнем квартале (по их прежнему адресу проживания). Нашла не сама. Её новая подружка по продлёнке показала по секрету свою находку – ей и Вовке, который слазил на дерево, растущее напротив окна подружки, усыпанное светло-кремовыми, почти белыми коконами шелкопряда. Это стало заметно в начале октября, когда начали осыпаться листья соседних деревьев. /И когда у куколок проявились волевые задачи выживания в условиях суровой зимы этого региона./ Славик попросил, и Элл показала ему это место, это дерево – шелковицу. Довольный испытатель Славик также запасся – он нашёл и дотянулся до полутора десятков коконов, обеспечив себя живым, воспроизводимым материалом для дальнейших исследований. Несколько коконов на дереве уже были пусты. Там в недавнем прошлом созрели новые и такие древние, сложные, прекрасные бабочки – новые Туты. Они рассеялись вокруг, найдя укрытия в щелях домов – для того, чтобы пережить суровую зиму, чтобы род Тутов, дикий род Тутов возродился.

Круг замкнулся.

Это был ещё один шанс, подаренный своим любимым детищам уютной голубой планетой Земля.

Ви Лоц внимательно разглядывал внушительную, очень потрёпанную временем тетрадь. Вспомнился необычный формат «Ревизских сказок», с которыми ему приходилось работать в архиве. Толщина тетради была, конечно, много меньше – около 8 см, и всё же впечатляла. Видимой причиной «пухлости» было большое количество вставок, выглядывавших по краям. Вставки были самого разного рода, они отличались бумагой, форматом и, похоже, временем. Одна из закладок выступала сбоку – на завёрнутой поверхности листа от руки было написано: «КОПИРОВАТЬ 16 страниц + 24». Очевидно, эту закладку Фред делал для него – разговор шёл именно о 40 страницах. Ви завернул закладку внутрь, на потом – актуальность этой части текста временно ушла вместе с её прежним владельцем. Рядом находился запечатанный конверт формата А5, содержащий какие-то неотправленные листы. Адресат находился где-то во Франции, судя по нумерации почтового ящика. Ви отложил стопку для копирования и конверт в шуфляду стола – тоже на потом.

«Надо ли отсылать это письмо, пережившее своего отправителя – Фреда? – подумал Ви. – И вообще, должен ли случайный и, к тому же, незаконный наследник наследовать намерения прежнего хозяина текстового документа?».

В случайном прядке просматривая листы, он вновь возвращался к началу. В тетради попадалось множество разнообразных, вложенных между ветхими страницами, потрепанных временем листочков, полу-листочков и прочего, вплоть до замусоленных бумажек с карандашными или перьевыми записями. С определённой частотой встречались в ней как стопки печатного текста, так и копии рукописного на бумаге – достаточно свежей, скреплённые обычными проволочными скрепками. В одном месте, рядом с затейливой плетёной закладкой, нашлись даже несколько страничек на неизвестном языке.

Внимательный глаз определил бы, что эта рукопись принадлежала не одному автору. Слишком разнился характер вкладок, которые иногда выглядели, как попавшие сюда случайно.

Добравшись до самого начала тетради, Ви прочитал надпись на внутренней стороне обложки: «Манускрипт Войнеца». Чуть ниже была подпись: «Пимен Войнец – начало составления – 31 июня 1888 г. от Р.Х.». Внутри, под обложкой, лежал исписанный от руки лист – вероятно, самого Пимена.

Этот текст появился… как последствие действия определённого состава тайного напитка Бiбл – малоизвестного, запретного и потому забытого, но прежде употребляемого шаманами Америки и, в единичных случаях, Европы. Очевидно, мой прадед, Никон Войнец, практиковал какие-то из обрядов «обретения памяти» или фантазий что, признаюсь, с недавнего времени очень заинтересовало и меня.

Мой прадед, проживший 99 лет, завещал мне, его правнуку (после окончания моего университетского образования) пухлую ветхую тетрадь в сундучке, заполненном склянками с номерами на стенках. Это была арабская нумерация, исполненная металлическим карандашом. Была также какая-то ветошь. Эти предметы пролежали в закрытом ящике моей библиотеки 33 года, будучи лишь беглого осмотренными. И лишь в возрасте 57 лет, когда я перебирал свой архив, в традициях нашего рода, это странное наследство, наконец, было извлечено из «забвения». Первый день и вечер ушёл на пересмотр и чистку содержимого, заметно пострадавшего от всяческих клещей, ложноскорпионов и т. п. «любопытных» обитателей, а вернее – потребителей, в том числе – «пожирателей древностей».