Майкл Улин - Шёлк лоскутный, или Книга падших

Мои дела шли в своем неторопливом ритме, это занятие позволяло не только отвлечься от рутины жизни, но и окунуться в некую новую реальность. Несколько раз я задумывался над вопросом, почему я так долго не прикасался к этим вещам. Возможным ответом стал факт, что к любому событию жизни нужно приблизиться не только физически, но и ментально, дорасти умом и душой, чтобы суметь воспринять и осознать его. Главное – не растерять интерес к этому миру, способному быть скучным для одних и, в то же самое время, завораживающе сказочным и насыщенным для других.

К моему огорчению, один из флаконов был разбит уже очень давно, и его содержимое пролилось на тетрадь, склеив при этом часть листов – начало дневника, написанного от руки, Манускрипта. Наверное, содержимое треснувшего флакона включало мёд – в складках склеенных листов, на границе склеенной зоны останков мелких обитателей было особенно много.

В самом низу лежала карта. Одна, с изображением конника с копьём на перевес. «Наверное, когда-то была целая колода. А остался какой-то валет или типа того», – подумал Ви, разглядывая её с двух сторон.

…в надежде на некое другое решение позже, после того, как разорвалась пара таких намертво склеенных страничек, я, с большими потерями, отыскал то место в тетради, с которого страницы уже можно было открывать без их повреждения. Это была, как оказалось, уже тринадцатая запись – почти половина тетради с началом Манускрипта намертво склеилась в форме волнистой пластины с желтыми крошащимися краями обветшавшей от времени бумаги. Чтобы сохранить оставшуюся часть, я решил совместить своё знакомство с этим наследием с переписыванием сохранившихся записей. Это моё переписывание включало так же своеобразную трансформацию текстового написания – первоисточник был написан, как все манускрипты справа налево. Я же переписал его по современной моде, кириллицей, как рукопись – слева направо. Об этом решении я не пожалел. Это занятие захватило меня, унося на некоторое время прочь от реальности повседневного бытия к иной. В редких случаях, связывая сохранившиеся части по своему пониманию, я добавлял что-то из своих домыслов и фантазий. Благо, после ознакомления с рецептом напитка, я не только изготовил, но и на себе проверил его свойства, заполняя некоторые пропуски информацией о полученном эффекте и заканчивая темы.

(Небрежность переписчика в ряде случаев не позволяет определить автора – Никон или Пимен. Однако, в любом случае, это – Войнецы, их манускрипт).

Предыдущий текст заканчивался каким-то примером записи, под картинкой с кириллицей (См. Рисунок 8.)

Рисунок 8

Славянская азбука – кириллица, не совсем правомерно названная в честь греческих монахов Кирилла и Мефодия, не создавших её, а лишь применивших древнейший документ со шрифтом, данный им на определённых условиях и включавший в себя особые буквы-порталы (они были размещены в конце). Эти буквы были не только добавочными и привязанными к греческому алфавиту, но, что важно, имели прямые нити к Логосу.

(Впрочем, по большому счёту, таким же свойством косвенно обладают все буквицы и даже знаки препинания).

Далее шёл набор слов: «Азофиксация Буками Введенное Глаголит (делает) Добро Есть (питает) Жизнь Зело (так, как) Земля Иже (если) И Како (как) Люди Мыслете (думают) Наш (о нашем) Он Покой (покое) Рцы (изреченное) Слово Твёрдо (уверено, истинно).

Далее опять был физический пробел в виде склеивающего подтёка, окончательно повреждённый мною при попытке раскрытия.…От Омега /Ѡ/ Через Ерь /Ъ/ до Я /Ѣ/ до последнего слова, уже почти не читаемого, а, скорее, узнаваемого, как צּ «Ижица».

…таков был эффект добавки для завершающей первый цикл мистерий травы Буквицы (Betonica officinalis) к основе напитка. Мой 12-й обряд закончился чуть заметной тошнотой, но заметным спокойствием, ментальным расслаблением, похоже, перешедшим в сон. По крайней мере, на следующий день, переписывая свои воспоминания последнего акта своей мистерии, я так и не смог вспомнить, как уснул – какой-то обрыв памяти.

Я смотрел на просвет через бутыль с очередным элементом малой мистерии «Обряда Возвращения» – прозрачным красно-коричневым напитком «Бiбл». Уже давно был пройден нулевой уровень «возврата» – моё очередное погружение было уже тринадцатым по счёту. Оно должно было быть таким же чистым и непосредственным, как первое (дюжину назад), согласно приложению, называемому «Тайабiбл»*. Ссылка на него отправляла к обязательному просмотру пояснения, начиная со второй страницы перевода.

Вторая или какая-либо иная страница приведена условно, согласно переводу и его интерпретации.

Шелкопись состояла из двух рулонов шёлка, сотканного полосой в 40 см шириной и около 12 метров длиной каждый. Кроме этих рулонов, имелись 19 прямоугольных страничек – кусков, нарезанных, скорее всего, из некогда существовавшего третьего рулона, бывшими его владельцами. Я стал всего лишь случайным наследником всего примерно полгода назад.

И вот, как это случилось:

Я часто вспоминаю тот поход. Добросовестно исполняя инструкцию по составлению описательной части моей «Записки», номинированной для предоставления на суд и оценку Коллегии Университета для присвоения степени бакалавра экспериментальной медицины и фармакологии, я проводил сбор и описание образцов флоры в дикой опасной стране северо-восточнее моря, называемого Черным, в нескольких днях пути до горной местности – Кавказских гор. Моя гербарная рамка уже была переполнена и отказывалась принимать новые образцы, часть из которых была уже размещена в моей походной сумке.

В день, после которого было намечено моё скорое возвращение, я оказался вблизи одного из двух расположенных рядом странных и, по-видимому, древних сооружений из камней, которые, как я узнал уже по дороге назад, назывались местными жителями Дольменами. Несколько раз за свою экспедицию я встречал такие сооружения, принимаемые мною вначале как нагромождение камней. Позже, заметив наличие рукотворных отверстий в камне типа лаза, через который едва ли мог протиснуться человек, и то, что все они имеют некую соразмерность, я понял, что это – искусственные сооружения.

Почему меня привлёк именно этот дольмен, именно в этот день? Просто парочка колючих оранжевых огурчиков и несколько маленьких зелёных ёжиков украшали его, оплетенного травянистой лианой с колючеватыми листьями, похожими на огурец. На вкус они оказались не просто приемлемыми, но даже весьма хорошими для моего положения. Изумрудно-прозрачная зелень, внутри, заштрихованная рядами наливающихся белых семян – эндокарп, под сочным желто-кремовым мезокарпом на продольном разрезе «огурчика». Зарисовав плодик, листья с частью стебля и даже одиночный желтый цветочек на северной стороне, я тут же съел все плодики этого подарка судьбы, так необходимого тогда моему организму. И только один из них, самый зрелый и яркий, был положен в наружный карман походной сумки на дозревание. Стебель растения уходил в груду камней, которые густо оплёл с юго-восточной стороны. Я заметил скудные остатки глины, а также кусочки известняка, будто инкрустированные в эту ветхую замазку. «Неужели кто-то здесь пытался жить?!» – подумал я, снова обходя вокруг дольмена. С какой-то из сторон я заметил, что один из камней закрывает типичный для подобных сооружений вход. В некоторых местах своего соприкосновения с другими каменными глыбами, на закрывающем камне были остатки растительных волокон – очевидно, некогда бывших верёвкой. Присмотревшись внимательнее, я понял, что этот камень можно сдвинуть, соответственно – возможно добраться в середину каменной груды, к корням «огурчика». Корень был необходим для описания и очень желателен для гербария.