Виталий Забирко - Навязанный рай

– Вот здесь вы и попались на антропоцентризме! – рассмеялся писатель. – Как я уже говорил, Природа не терпит однообразия, в частности, на Земле число известных биологических видов только животных и растений, не учитывая вирусов, бактерий, водорослей и прочих, около двух миллионов. А человек – единственный разумный вид из этих двух миллионов.

– Причем здесь антропоцентризм? – возмутился я. – Считаю, любой из видов может стать разумным и создать свою цивилизацию.

– Именно свою! – саркастически хмыкнул Валентин Сергеевич. – А вы утверждаете, что это будет цивилизация одного уровня с человеческой. В этом и проявляется ваш антропоцентризм. Вы считаете, что все цивилизации развиваются по техногенному пути и их уровни развития сопоставимы. Но возможен биогенный путь, энергогенный, да чёрт его знает, какой ещё. Поэтому цивилизация другого биологического вида будет настолько отлична от нашей, что трудно представить точки пересечения интересов. Знаете известную дилемму: козлёнок хочет бодаться, а щенок – кусаться? Приблизительно так и с цивилизациями, только пропасть между ними гораздо большая. Возьмём, к примеру, таких общественных насекомых, как муравьи. В первом приближении можно считать муравейник своего рода цивилизацией. Способ передачи информации у нас речевой и письменный, а у муравьёв – тактильный (прикосновением), визуальный (дрожанием усиков-антенн) и одорантный (посредством запаха). Мы – двуполые, они, в основном, – бесполые; мы, каждый в отдельности, – личности, они, в силу своих функциональных особенностей, – скорее единый организм, чем сообщество. Мы замечаем муравьёв только тогда, когда они поселяются в доме, они нас – когда кто-то вздумает ворошить палкой муравейник. Вот и все точки соприкосновения наших сообществ. Спрашивается, о каком контакте между людьми и муравьями может идти речь, если устройство наших цивилизаций столь разительно отличается?

– По-моему, вы утрируете, – попробовал возразить я. – В качестве примера вы выбрали сообщество неразумных насекомых и пытаетесь представить муравейник как цивилизацию.

Валентин Сергеевич рассмеялся.

– Это из каких же соображений вы лишаете муравьёв разума? Опять антропоцентрических – потому что с позиции человека вы не видите в поведении муравьёв разумности? Давайте проведём мысленный эксперимент – вы берёте палку и ворошите муравейник. Что будут делать муравьи? Муравьи-солдаты атакуют вас, стремясь укусами если не убить, то отогнать, муравьи-строители начнут восстанавливать муравейник, муравьи-санитары займутся погибшими особями… А теперь представим, что кто-то из высокоразвитой цивилизации возьмёт громадную палку и поворошит наш «муравейник», допустим, Москву. Что будут делать люди? Вооружённые силы атакуют неприятеля всеми возможными средствами, силы гражданской обороны начнут разбирать завалы, похоронные команды – хоронить погибших… Так кто из нас разумен, а кто нет? Или вот такой пример, вроде бы из иной области, но на самом деле той же, только рассмотренной под другим углом зрения. Человек подходит к дереву и видит, что высоко на тонкой ветке висит груша. Как её достать? Очень просто – он берёт палку и пытается её сбить. А в это время в кустах по соседству сидит себе такой серенький, ушастенький кролик и оценивает действия человека. «Какое примитивное животное, – думает кролик. – Во-первых, груша незрелая, во-вторых, зачем тратить столько усилий, когда проще „приказать“ груше созреть и упасть прямо в лапы?»

Я не нашёлся, что ответить, но на моё счастье раздался звонок в дверь.

– Доставка продуктов прибыла, – сказал я, вставая.

– Вы цыплят-гриль заказали? – спросил Валентин Сергеевич.

– Да.

– Тогда готовьтесь к концерту… – вздохнул он.

Я недоумённо посмотрел на него, но, так и не получив разъяснения, пошёл встречать посыльного. И только расплатившись с ним и закрыв дверь, понял, что подразумевалось под концертом.

Из соседней комнаты, учуяв запах горячего гриля, с мявом выскочил кот и начал бросаться на объёмистый пакет.

– Во-от… – назидательно протянул Валентин Сергеевич. – Такой у меня Пацан. Его «kitecat» не корми, а дай погрызть костей цыплят-гриль. С таким хрустом поглощает, что всем собакам в округе завидно.

Я бросил взгляд на пса. Сэр Лис держался с достоинством и осуждающе взирал на кота.

– Как бы драки не вышло… – пробормотал Валентин Сергеевич, встал с кресла, схватил кота за шиворот, зашвырнул в другую комнату и быстро захлопнул дверь. Тотчас с обратной стороны в дверь шмякнулось тело кота, и донёсся протяжный, требовательный вой.

Я выставил на стол продукты, а Валентин Степанович развернул фольгу на одном из цыплят и начал отделять мясо от костей.

– Накормлю побыстрее, – объяснил он, – а то, бедняга, совсем изведётся.

К грозному вою из-за дверей добавилось ожесточённое царапанье филёнки.

Валентин Сергеевич сложил кости на одноразовую тарелку и скрылся в соседней комнате. Вой как по мановению волшебной палочки прекратился, послышалось рычание и столь громкий хруст, что брала оторопь. Можно сказать, нецензурный хруст, отнюдь не приличествующий коту.

Я покосился на пса.

– Надеюсь, сэр, вы будете вести себя более культурно, – сказал я ему, затем развернул порцию цыплёнка и поставил на пол.

Пёс тяжело вздохнул и принялся аккуратно есть, неторопливо объедая мясо и оставляя кости.

– М-да, сэр, а вы, оказывается, очень старый пёс. Зубы сточились, и кости уже грызть не можете. Наверное, потому и выгнали…

Неожиданно я подумал, что сегодня никто не интересовался мной из той самой таинственной организации, которая вчера занялась делом вплотную. К чему бы это? Затаились, перегруппируют силы после смерти веснушчатого парня?

В комнате вновь появился Валентин Сергеевич с двумя рюмками.

– А теперь, Артём, – сказал он, – давайте выпьем за знакомство.

Я распечатал бутылку коньяку, налил в рюмки, и мы выпили.

– Хороший напиток, – причмокнул губами писатель. – Давненько не потреблял.

– Неплохой коньячок, – согласился я, закусывая.

Некоторое время мы ели молча, затем я решил взять бразды правления разговором в свои руки.

– Валентин Сергеевич, я внимательно слушал вас… Любопытная ситуация получается. В летающие тарелочки вы не верите, в возможность контактов с иными цивилизациями тоже… В то же время пишете фантастику. О чём же вы пишете?

– Вот, – рассмеялся писатель. – Это хороший вопрос. О человеке. О его возможностях, в том числе и ещё неизвестных. О пытливости ума в неординарных ситуациях. К сожалению, в обычной литературе об этом ярко сказать нельзя. Разве что в детективной, но, право слово, сюжет в детективах, несмотря на свою динамичность, практически всегда опирается на низменные пороки человека. Миром правят деньги, но двигает прогресс бескорыстное любопытство, и лучше, чем в фантастике, об этом не скажешь.