Ольга Антер - Между ветром и песком

Молодой тоо шел, шел, и в полдень постучал в поросшую мхом дверь.

– Входи, сын мой, – прозвучало изнутри.

Почтительно склонив голову, молодой тоо перешагнул порог. Старик, древний, как само время, морщинистый, как кора даарше, сидел на ковре у стены, и борода его тянулась до самого пола.

Гость опустился перед ним на колени и выложил один за другим богатые дары. Чего там только не было! Лампа для масла, украшенная листьями из чистого золота, привезенная отцом тоо из далекой холодной страны, где солнце ненадолго поднимается над горизонтом лишь несколько лун в году. Ковер, сотканный немыми мастерицами с острова, где всегда цветут деревья и летает паутина. Пять кошелей золотых книр, все равного веса, и каждая – за прекрасную рабыню, проданную на рынке Ше-Бара. Птица с алыми крыльями, которая поет лишь раз в жизни, но нет ничего прекраснее ее пения.

Переведя дыхание, Шуким хитро покосился на Аори. В отличие от зачарованных напевной речью караванщиков, чужачка уже сложила две книры с тремя и скептически приподняла искривленную шрамом бровь.

– Так вот, как я и сказал, всего этого там не было, – продолжил Шуким, с удовольствием наблюдая, как вытягивается светлокожая мордашка. – Молодой тоо, знаешь ли, не грузовой ящер. Пройдя по горной тропинке, он принес с собой лишь одну книру и немного еды, справедливо рассудив, что старику многого не надо, да и золотом он не наестся.

Окинув взором две подсохшие буханки хлеба, горсть фруктов и кувшин забродившего вина, отшельник незаметно усмехнулся в бороду.

– Говори, сын мой.

– Как стать хорошим тоо? – спросил гость со всем нетерпением юности, забыв и о приветствии, и о почтении, и вообще обо всем, что отличает мудреца от глупого ребенка. – Лучше всех!

Но отшельник за долгие годы жизни отрастил не одну лишь бороду, но и воистину нечеловеческое смирение.

– Вставай рано, сын мой. Начинай путь в первых лучах солнца, поблагодарив Харру за новый день.

– Ага, спасибо!

Вскочив, молодой тоо небрежно поклонился и выскочил из хижины – он хотел вернуться домой до сумерек.

– И дверь закрой, дует! – крикнул ему вслед отшельник.

Гость то ли не услышал его, то от не захотел услышать, так что пришлось старику самому подниматься. Заодно и вина налил.

Арахи дружно рассмеялись, а Шуким прервался и многозначительно посмотрел на сидящую рядом Дафу. Та моментально выхватила откуда-то из-за спины пузатый кувшин, налила до краев в большую чашу и пригубила первой.

Аори невольно улыбнулась, представив, как бы отреагировал тот же Реодор, вздумай официанты хлебать из его бокала. Король бы скорее предпочел, чтоб его отравили.

Но для тоо караван – семья, а не прислуга. Арахи сидят, сгорбившись на жестких циновках, черные от усталости, от пыли и от природы, с глубокими тенями под горящими умом глазами. Вроде бы открытые, общительные, но никогда не скажут всей правды, заплетут тебя словами так, что и забудешь, с чем пришла. Разве что Дафа процеживает слова сквозь сито ненависти, и они становятся искренними против ее воли.

Все, все, как один, арахи учатся у своего тоо. Не стремясь к совершенству, но пытаясь успеть как можно больше, объять пустыни своих жизней, понять, как проложить в них путь.

Напившись, Шуким пустил чашу по кругу. Каждый из караванщиков делал глоток и передавал дальше. Не обошли и чужачку – арах с улыбкой протянул посудину. И, стоило принять, тут же отвернулся к соседу, обсуждая услышанное.

Сухое, маслянистое вино горчило.

Когда опустевшая чаша вернулась к Дафе, Шуким поерзал, устраивая скрещенные ноги поудобнее, и продолжил.

– Добравшись домой, молодой тоо как следует отдохнул, собрал караван и спустя три дня пустился в путь еще до восхода. Шел караван, шел, да и заплутал. А как выплутал и дошел, так уже все лучшие товары раскупили, и не было для тоо хороших сделок. Покрутившись по базару, так он ничего и не надумал, и вернулся домой без прибыли.

Поразмыслив, спустя несколько лун молодой тоо снова перешагнул порог обветшалой хижины. Отшельник так и сидел на лавке, словно и не вставал, и не пил вина.

– Говори, сын мой, – велел он, внимательно рассматривая украшенную золотом лампу, что принес гость в этот раз.

– Хорош был твой совет, отец, но чего-то не хватает, – пожаловался молодой тоо. – Мой караван начинал путь с первыми лучами солнца, но я все равно опоздал.

– Надо еще и знать, какой путь выбираешь.

В этот раз гость не только поклонился, но и дверь плотно закрыл. А старик зажег в лампе огонь и долго любовался, как его отблески пляшут на золотых лепестках.

Внимательно изучив карты, молодой тоо выбрал самый короткий маршрут – напрямую через пустыню. В утренней прохладе ящеры ступали быстро и легко, но ближе к полудню песок раскалялся, обжигал лапы, а людям и вовсе нечем было дышать в огромной пустынной печи. Караван потерял двух погонщиков и половину припасов, и молодой тоо вернулся домой еще беднее, чем был. Но оставались еще отцовские сокровища, и потому он снова прошел по каменистой тропинке, скрытой облаками. Ковер цеплялся за выступы скалы на поворотах, но молодой тоо был упрям и силен.

– Что же мне делать? – вопросил он, выпив третью чашу вина в компании отшельника. – В чем я ошибся?

– Ты не рассчитал свои силы, сын мой, – степенно ответил хозяин хижины.

Они просидели дотемна, и молодой тоо остался ночевать на мягком ковре, сотканном немыми мастерицами с острова, где всегда цветут деревья и летает паутина.

Караван вышел на рассвете, и выбран был не самый короткий, но самый лучший путь, и вдосталь было воды и тени, чтобы в ней отдохнуть. И спали на привалах и люди, и ящеры, и набирались достаточно сил для перехода. Но однажды на караван напали разбойники, и не было стражи, чтобы их отпугнуть, и не было смелости, чтобы защититься. Разбойники взяли столько товаров, сколько захотели, а захотели они все.

Молодой тоо прятался под упавшим шатром, пока чужие голоса не стихли. С трудом изловив ящера, вернулся он домой.

Четыре мешка книр потратил несчастный, собирая новый караван, а еще один повесил на пояс, чтобы оставить руки свободными. В тот день облака опустились низко, и карабкаться по скользкой тропинке стало смертельно опасно.

– Говори, сын мой, – охотно предложил отшельник.

Его борода отросла еще больше, и ее конец лежал на земляном полу. Но глаз остался таким же острым, и старик тщательно пересчитал книры прежде, чем спрятал мешок в рассохшийся сундук.

– Мне не везет, – язык молодого тоо заплетался от вина и горя, и он с трудом смог рассказать, что же случилось. – Посоветуй…

– Выбирай хороших друзей.

Гость не совсем понял концепцию, и они с отшельником провели несколько дней, обсуждая, как становятся друзьями и как перестают ими быть.