Татьяна Зубачева - Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Христос любит вас, возлюбите и вы Иисуса всем сердцем…

И звонкий голос Андрея:

– А вот вы говорите, сэр. Что он велел, то мы исполнять должны.

– Да, сын мой. Воля Иисуса, Господа нашего, нерушима.

– А вот ведь в Библии сказано: рабы, повинуйтесь господам вашим, так? – невинно спрашивает Андрей. – Это же он сказал.

Беляк не успевает ответить: таким возмущённым рёвом отзываются остальные.

– И что мы все – рабы господа, – продолжает Андрей.

– Чего-о?! – как со стороны слышит он свой голос. Это его ещё у костра царапнуло, но тогда смолчал, а сейчас не выдержал. – Это что, мы – и его рабы, и отца его, и ещё… господские?!

– Мы не рабы!

– Нам Свободу ещё когда объявили!

– Ты чего несёшь, парень, охренел?!

– Это не я, – защищается Андрей. – Это тот, Иисус сказал.

– И я его ещё любить за это должен?! – он вскочил на ноги. – Мотаем отсюда!!

Беляк умолкает и беспомощно смотрит, как они хватают своих коней и уносятся врассыпную к далёким кострам…

…И этот то же самое. Бог, господь, Иисус Христос… Зачем им всем это? Тогда они вернулись к своему костру, и Фредди хохотал до слёз над рассказом Андрея, а потом сказал:

– Ну, парни, заварили вы кашу. Я и не задумывался над этим никогда.

Беляк тот сразу исчез, и больше о боге никто с ними заговаривал. И вот теперь здесь… Когда же эта нудьга кончится? Душно уже стало.

Эйб Сторнхилл заканчивал свою речь. Ничего, главное – начать, а там… там он сделает всё, что в его силах. Главное – они слушают, придёт час – услышат. А теперь сбор. Обычно он не собирал деньги сам и прямо в церкви, этим занимались женщины-помощницы, но здесь таких ещё нет. Ничего, будут. Он сказал о деньгах, повторил, что каждый даст по силам своим, сколько может, и ждал вопросов о том, куда пойдут эти деньги. У него был готов ответ. Но ни одного вопроса не прозвучало. Они молча доставали деньги и передавали их друг другу, а передние подходили и клали монетки в жестяную миску на столе. Он следил за этим и радовался. Никто, ни один не отказался дать деньги, ни один не попытался присвоить или под шумок не дать. Пусть монеты мелки, но и заработки их невысоки. И белый парень дал деньги. И индеец. Эйб сказал о службе в следующее воскресенье и призвал всех встать и помолиться Господу в сердце своём, молча. Зачем их смущать, текста они всё равно не знают. Но это дело наживное.

– Идите, дети мои, и благословение Господа на вас и делах ваших.

И с каким же радостным гомоном повалили они на улицу! Эйб невольно улыбнулся. Дети, ну, настоящие дети. Мулатка из кондитерской и ещё две девушки пошептались и робко подошли к нему.

– Мы… мы здесь уберём, масса?

– Натоптали…

– Вы позволите, сэр?

Эйб радостно вздохнул. Разумеется, он приготовил все необходимые вёдра, тряпки и щётки, но готовился убирать самостоятельно, а тут…

– Спасибо вам.

С улицы донёсся взрыв хохота. Одна из девушек быстро подбежала к дверям и выглянула наружу.

– Ну и чего ржёте?! – звонко крикнула она. – Лучше бы вон со скамьями помогли.

– А чего со скамьями? – откликнулся молодой мужской голос. – Треснула, что ли, под твоей задницей?

– Чтоб язык твой треснул! Составить помоги. Мы пол моем.

Эйб, считавший деньги, поморщился, но промолчал. Разговор, конечно, непотребный для церкви, но и винить этих… детей нельзя. Сделать им сейчас замечание – это напугать и оттолкнуть. К его изумлению, несколько парней – в том числе странный белый и индеец – вернулись, очень быстро и ловко убрали скамьи, прислонив их к стене. Искоса поглядывая на Эйба, парни молча подождали у дверей, пока девушки вымоют пол, и снова расставили скамьи.

– Бог да вознаградит вас за доброту вашу.

По губам белого скользнула усмешка, но он промолчал. Девушки, а за ними и парни простились и вышли. Эйб с удовольствием оглядел свою бедную церковь. Начало положено. Мулатку из кондитерской зовут Бьюти, девушку со шрамом на подбородке… да, правильно, Рози. А третью он спросит об имени при встрече. И с парнями теперь есть о чём поговорить. Главное – начать…

От церкви Эркин и Андрей пошли к пруду. По дороге купили себе хлеба и копчёной рыбы. И два больших яблока. Сели у «своего» пня. И только тогда, после первых кусков, Эркин заговорил:

– Обошлось.

– Если б ты меня не держал, – усмехнулся Андрей, – я б пошебаршился, конечно. Он бы покрутился у меня, как уж на сковородке.

– А толку-то? – возразил Эркин. Нахмурившись, он долго разглядывал свою рыбину и наконец поднял на Андрея глаза. – Слушай, бог есть?

– А хрен его знает, – пожал плечами Андрей. – Мне это по фигу.

– А мне нет, – возразил Эркин.

– Чего так?

Эркин не успел ответить: к ним подошли трое негров из ватаги Одноухого, молча поставили на пень бутылку, положили буханку и сели рядом.

– Давай, Белёсый, – Губач выбил пробку, глотнул и пустил бутылку по кругу. – Совсем он нам мозги закрутил, не знаем, что думать.

– А я что, – взъерошился Андрей, – самый умный?!

– Вот смотри, – Эркин мотнул головой, пропуская бутылку, и продолжил: – Я – хозяйский раб. От хозяина меня русские освободили. Русский офицер пришёл, сказал. Всё. Свободен. А от этого, от господа, кто меня освободит? Ведь, беляк этот чёртов трепал, и бессмертный, и всемогущий, и… и…

– И вездесущий, – подсказал Андрей.

– А это что за хренотень? – поинтересовался Род, вгрызаясь между словами в рыбий хвост.

– Везде он, значит, – объяснил Андрей.

– Во, – кивнул Эркин. – Если он такой, от него меня кто освободит? Не хочу я больше рабом. Ничьим.

– А говорят, мы и после смерти… его рабы, – вздохнул Губач.

– Ну, как там после смерти, не знаю, – пожал плечами Андрей. – Когда помрём, тогда и посмотрим, что там и как.

– Тебе, Белёсый, всё шуточки.

– А серьёзно об этом и нечего, – Андрей сделал большой глоток и передал бутылку. – Видеть его никто не видел, так что… – он выразительно выругался.

– Оно-то, конечно, так, – Губач оглядел полупустую бутылку и поставил её на пень: пусть пьет, кто хочет, без очерёдности. – Так думаешь, слова это одни?

– Может, и так, – кивнул Род.

Упорно молчавший всё время Томми тихо, но очень твёрдо сказал:

– Прав, Белёсый. Бога беляки придумали, чтоб нас дурить. Я много хозяев сменил. Били меня… его именем. Покориться требовали… тоже бог так велел. Что хорошего у бога есть, то они себе берут, остальное нам скидывают.

Все кивнули.

– Так что, не пойдём больше? – задумчиво спросил Губач.

– Цепляться начнут, – покачал головой Эркин. – Если это так, трепотня одна, то и хрен с ними, и с попом, и с богом его. Всё равно в воскресенье работы нет. И мелочь наскрести, чтоб подавился он ею, тоже можно.

– Если чтоб не цеплялись… – протянул Род.

– Ладно, – тряхнул кудрями Андрей. – И впрямь… От нас не убудет, и неохота из-за такой ерунды завязываться. Он, дьявол, въедливый, заметно.