Татьяна Зубачева - Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– А что подбивать? – пожал плечами Фредди. – В Колумбии порядок. Через месяц можно будет завернуть, посмотреть, как идут дела. Парни старательные, сообразили, что подгонять их никто не будет, сами крутятся. Строители не подведут. Я поговорил с подрядчиком.

– С Дэннисом?

– Да.

– Тогда надёжно, – кивнул Джонатан. – О Дэннисе можно сказать многое, но слово он держит.

– Сделает всё, как надо. Чертежи у парней толковые.

– Сам смотрел?

– С Дэннисом и, – Фредди усмехнулся, – у него теперь свой архитектор. Бедолага, но толковый. Говорит, что чертежи профессиональные.

– Где это Дэннис раздобыл архитектора? – удивился Джонатан.

– Прикрыл дезертира. И кое-чего подкинул его семье. Бедолага теперь предан ему… – Фредди не закончил фразу, пережидая чьи-то шаги в вагонном коридоре. – Дэннис кое-что рассказал. Он и раньше хотел этим заниматься. Война, стройка выгодна как никогда. Но «Феникс» всё перекрывал. А с капитуляцией «Феникс» исчез. Во всяком случае, не возникает. Дэннис подсуетился, вложил всё, что накопил, и стал шуровать.

Джонатан задумчиво кивнул.

– Значит, «Феникс» погас. Интересно, Фредди. С чего бы это? Ведь знаменитая фирма. Всё строительство в их руках было.

– Да. Дэннис говорит: все остальные имели только то, что им давал «Феникс», и отдавали за это, сиди крепче, Джонни, от шестидесяти до семидесяти пяти процентов от дохода. И все материалы закупали у «Феникса». Ну, Джонни?

– Знакомый почерк, – Джонатан улыбнулся. – Есть о чём подумать. Значит «Феникс» уже не тот. Интересно. Ты обрисовал Дэннису проблему?

– В общих чертах. Он обещал подобрать цветную бригаду. Во избежание недоразумений.

– С этим тогда всё, – кивнул Джонатан. – Сделаем, я думаю, так. Сейчас домой. Через недельку сгоняю верхом в Бифпит, приглашу Генни. Хочу это утрясти перед аукционами, – Фредди кивнул. – Затем везём Ларри к Юри.

– И как раз подойдёт время завернуть к парням в Колумбию.

Джонатан быстро прикинул в уме дни и согласился:

– Да, как раз около месяца. Строительство уже закончат. Примем работу.

– Подстрахуем парней на приёмке, – поправил его Фредди.

– Да, правильно. Это их дело. Заодно покажешь им, как вести книги.

– Уже, – коротко сказал Фредди.

– Как это, Фредди? Они же неграмотные.

– Цифры они знают, Джонни. Вот я и показал им, как записывать расходы. Что купили, пусть рисуют, а за сколько, пишут, – и передразнил Джонатана: – Резонно?

– Резонно, – рассмеялся тот. – Так, это у нас займёт… ну, к концу октября мы вернёмся и на месяц засядем дома.

– Отлежимся, – кивнул Фредди. – А где-то в середине декабря к парням. Бобби приглашал к Рождеству. Имеет смысл опередить.

– Имеет, – согласился Джонатан. – К Рождеству надо вернуться и заняться контрактами и расчётами.

– Всех будем оставлять?

– Я думаю, да. В принципе команда сработанная. А новых… Посмотрим по обстоятельствам.

– Понятно. Да, вот ещё, Джонни. Что будем делать с мелюзгой? Лето они проболтались, но надо их как-то определить.

– От комиссий они прячутся ловко, – засмеялся Джонатан. – Раз – и нету никого. И тихие сразу. Но ты прав. Сойдёт листва, да ещё снег ляжет…

– Поморозятся, – кивнул Фредди.

– Думаю, когда будем с Генни решать тот вопрос, то и этот заодно.

– Да, в этом Генни можно доверять.

За окном стремительно летели назад зелёные холмы и пожелтевшие рощи. Изредка мелькали маленькие городки. Джонатан откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Фредди шевельнул плечами, устраиваясь поудобнее. Что ж, можно и отдохнуть. С каким вкусом Джонни выговаривает: «дом», «домой». Что ж… Это его дом. Джонатан Бредли, лендлорд…

… Серое, в потёках грязи, с полузасохшей ссадиной под глазом и свежими синяками на лбу – у ковбоев руки тяжёлые, уж коли бьют в лоб, то на совесть – мальчишеское лицо. Ярко-синие настороженные глаза. Серые от грязи слипшиеся волосы. Ковбойка, джинсы, сапоги – всё грязное, рваное. А видно, что совсем другого табуна жеребёнок. Из дома, что ли, сбежал?

– И кто у тебя висит на хвосте, малец?

– Это моя проблема, сэр.

– Не ершись, малец. В одиночку не выживешь.

– Но и никого не подставишь, сэр.

Он кивает. Мальчишка держится из последнего. Сдохнет, но не сдастся. Видал таких.

– Садись рядом, малец. И запомни: сэров здесь нет. За сэра да милорда и врезать можно.

Мальчишка молча кивает и садится рядом, устало опустив плечи. Камера просторная, но уж больно много натолкали в неё сегодня, ног не вытянуть.

– Мустанг, сыграем?

– Не на что.

Отвалили. Не лежит сегодня душа к игре. Вот и выпил, и в морду кому-то дал. Хорошо дал, раз на трое суток сунули. А тоска не отпускает. Подраться, надраться и трахнуться. Радости ковбойские. А сегодня чего-то… не то. Из какого же табуна такой… светленький? Грязь корой, а видно.

– А ну… исчезни, мелюзга!

Мальчишка дёргается, но он тяжело опускает руку на костлявое мальчишеское плечо и поднимает глаза на покачивающегося опухшего ковбоя.

– Тебе места мало?

– А тебе что…?!

– Оставь мальца.

– Молод он у стенки сидеть!

Ну ладно. Раз напросился, так и получи. Он вскакивает на ноги и одним ударом отбрасывает приставалу к противоположной стене.

– А ты полежи!

Общий хохот и ругань.

– Ну, Мустанг лягнёт, так лягнёт.

Лязг отодвигаемой решётки, и шериф на пороге.

– Тебе, Мустанг, добавить, что ли?

– Я не жадный, шериф, но что моё, то моё.

Шериф одобрительно хмыкает, а камера дружно хохочет. Над побеждённым. Отсмеявшись, шериф начинает распоряжаться:

– Ты, ты и ты… На выход! Ты тоже. А ты до утра посиди, остынь. Ты… чёрт с тобой, на выход.

Он сидит спокойно. Его трое суток только начались. Взгляд шерифа скользит по его лицу и останавливается на мальчишке.

– А ты чего сидишь? На выход. Ну!

Мальчишка медленно встаёт, оглядывается. И вдруг звонким, аж звенящим голосом:

– Сказали, двое суток…

– Что?! – рявкает шериф. – Щ-щенок! Повадился на казённый счёт ночевать. А ну, пошёл вон! – и, схватив мальчишку за шиворот, выкидывает того в коридор. – А ты… – тяжело переводит дыхание, – ты, Мустанг, посиди. А ещё брыкнёшь, добавлю. Без коня останешься. Сядь, я сказал!

Он сам не заметил, как встал, и теперь медленно нехотя садится. Шериф заканчивает чистить камеру и уходит, заперев дверь. Значит, ночь началась. Ну что ж, трое суток его конь у коновязи простоит, воды поставят, охапку сена кинут. А на четвёртые сутки конь считается бесхозным, бери, кто захочет. Сволочь шериф, не дал запаса. Теперь хочешь коня сохранить, так сиди тихо. Тяжело одному. Жаль, не сказал мальцу, чтоб, если что, взял Гнедого, он бы расплатился потом. Не успел. А теперь что ж… В камере стало просторно. Шериф оставил с десяток самых… Ну, там свой расчёт и выбор. А десятку как раз улечься. Это на день камеру набивают, а на ночь лишних выкидывают. Что ж…