Татьяна Зубачева - Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

Фредди кивнул.

– Я думаю, бокалы. Раз гербы неизвестны, то всякое может быть. И большой крест. Я такого никогда не видел.

– Я тоже. А остальное… посмотрим.

– Из Колумбии завернём в Бифпит…

– Нет, Фредди. Из Колумбии сразу в имение. А уже оттуда можно и верхом сгонять.

– Резонно, – усмехнулся, передразнивая его Фредди.

И Джонатан радостно облегчённо захохотал.

Дрова привезли, как и тогда, рано утром, практически на рассвете.

Но на этот раз они знали заранее, и Андрей, предупреждённый Эркином, пришёл сам. Так что они помогли разгрузить – и получили за это с шофёров. Немного, но всё-таки. И взялись за работу. День был серый, пасмурный, то и дело начинался мелкий и какой-то по-осеннему противный дождь, и если за их работой и следили, то только из окон.

Слаженная привычная работа. Как и тогда, они начали с дальнего конца. Как и тогда, пилили и кололи сразу на три сарая. И привычно негромко беседовали, не прерывая работы.

– Кормят как?

– Как и тогда. Вскладчину.

– Ладно. А ничего дрова.

– Те лучше были.

– И эти просохнут. А эта, смотри, так сарай и не сделала. У неё же из-под навеса покрадут всё.

– Её проблемы, – хмыкнул Эркин.

– Кто бы спорил, – кивнул Андрей.

О починке лестницы и том обеде он молчал вмёртвую. Эркин раньше боялся, что сорвётся Андрей, скажет что-то, намекнёт… но Андрей умел, когда надо, молчать.

– Слушай, – Андрей тихо засмеялся, – тут поп объявился, не видел ещё?

– Кто?

– Поп. Ну, священник. Priest. Я раньше не видел его. Тощий, длинный. И одет… не по-людски.

– А, – незаметно кивнул Эркин. – Видел.

– Не цеплялся он к тебе?

– С какого хрена я ему?! А к тебе что…?

– Да иду я третьего дня со станции, – начал Андрей. – Умотались мы тогда с ящиками этими, в рубчик, помнишь?

– А, помню. Дурынды все в рёбрах и уцепиться не за что. Они?

– Во-во. Ну, иду, ногами за мостовую цепляюсь. А он, видно, за пьяного принял. И начал. Про образ божий…

– И что мы все братья во господе?

– Ага! Так он и тебя заловил?

– Да нет, – Эркин усмехнулся. – Он сюда приходил. Я лучину щепал и видел, как он по домам ходил. Ну и… послушал немного.

– А к тебе не подходил, значит?

Эркин долго зло молчит и наконец выпаливает длинное замысловатое ругательство. Андрей понимающе кивает. Значит, нельзя Эркину об этом говорить. Видно… как ему самому про отца. Ладно. Но кое-что всё-таки надо обговорить.

– В церковь звал?

– Велел ходить, – поправил Эркин, с ходу поняв Андрея. – Придётся идти. Если он так залавливать по домам начнёт… хреново.

– Придётся, – кивает Андрей. – Ну, что, давай в топоры?

– Давай, – Эркин прислоняет пилу к козлам.

Здесь уже не поговоришь. Только если в полный голос. Но об этом вслух нельзя…

…Он щепал лучину, сидя на пороге сарая, когда на его руки упала тень. Поднял голову и увидел. Нет, он уже видел раньше этого долговязого беляка в странной одежде, но никак не ждал, что тот подойдёт к нему.

– Ты здесь живёшь?

Он привычно встал, опустив голову и разглядывая свои кроссовки и ярко начищенные ботинки беляка. Не знаешь, как отвечать – молчи. Обзовут скотиной, тупарём, даже ударят, но отстанут.

– Подними голову.

Он осторожно понимает голову, видит худое и оттого узкое, словно сплющенное с боков лицо и отводит глаза.

– Я спросил. Ты живёшь здесь?

Не отстаёт сволочь поганая, придётся отвечать.

– Я снимаю койку, сэр.

– Значит, у тебя есть дом?

На это ты меня не поймаешь, гадина, но лучше промолчать.

– И где же твой дом? – белый улыбается. – Вот эта дверь?

Выдавил всё-таки. И не соврёшь: вон уже толпятся… рожи соседские.

– Да, сэр.

– Твоя хозяйка дома?

На это ответить можно. Назвал хозяйкой, можно и подыграть. Лишь бы Женя не сорвалась.

– Да, сэр.

– Отлично. Пойдём.

Он с тоской оглянулся на свою незаконченную работу и, привычно заложив руки за спину, пошёл в дом. Лишь бы Женя увидела из окна, поняла бы…

…– Готово?

– Готов. Закрываю.

Три сарая сделано, и они переходят к следующим.

Нет, надо сказать Андрею.

– Понимаешь, он по домам ходит.

– Ага, – Андрей, кивая, встряхивает кудрями.

– По всем домам. И… со всеми говорил.

– Обошлось? – Андрей вскидывает на него глаза и тут же опускает их.

– Пока, вроде, да. Но пойти придётся. А то… боюсь, он опять припрётся.

– Ла-адно, – улыбается Андрей. – Сходим, послушаем. На перегоне было, помнишь?

Эркин кивает и невольно смеётся воспоминанию…

…Они второй день как вышли на Большую Дорогу, о которой столько рассказывал Фредди. После безлюдья заброшенных имений… шум, гам, столпотворение. Какие-то чудн ые типы, которых и не знаешь: то ли шугануть, то ли пожалеть. Вчера русские из комендатуры собрали всех пастухов и долго объясняли им про их права. Как там? Трудовое законодательство, во! Что должны быть выходные дни и свободное время, а работа тогда оплачивается вдвойне, как должны обеспечиваться и вообще… Даже белые ковбои подвалили и слушали. А этот… Этот ходит сам по себе. Белый, в чёрном и каком-то нелепом костюме, худой, с не злым, вроде бы, лицом и странными словечками. Ну, ходит и пусть себе ходит. Они уже поели и пили кофе, когда этот беляк подошёл к их костру, ведя в поводу старого тёмно-гнедого коня.

– Добрый вечер, дети мои.

Андрей даже поперхнулся от неожиданности, но Фредди спокойно ответил:

– Добрый вечер, преподобный отец. Садитесь, выпейте с нами кофе.

Фредди уже устроил такую проверку двум своим знакомцам, и они с Андреем получили большое удовольствие, наблюдая, как те выкручиваются, чтобы и к костру рядом с цветными не сесть, и с Фредди не поссориться. А этот как? К их изумлению, этот тип кивнул и сел к костру со словами:

– Благодарю, сын мой.

Сел между Андреем и Фредди, точно напротив, дескать, у одного костра, но не рядом. Ну что ж. Он встал, покопался во вьюке, вытащил ещё одну кружку и отдал Фредди.

– Пойду, стадо обойду, – похоже, у беляка дела с Фредди, так чего им мешать?

– Не спеши, сын мой.

Он вздрогнул от неожиданности, а беляк продолжал:

– Всё спокойно, и стадо ваше на месте. А я хочу поговорить с вами.

Он покосился на Фредди и сел. Но уже поближе к Андрею. Вот и не злой, вроде, беляк, а чего-то не по себе. Фредди налил беляку кофе, тот вежливо отхлебнул и повёл уже совсем несообразный разговор:

– Не-а, – охотно ответил Андрей, а он молча помотал головой.

– Прискорбно, но сердце человека должно быть открыто слову Господнему.

– Не-а, – Андрей улыбается во весь рот. – Я ушами слушаю.

Фредди хмыкает, а беляк неожиданно улыбается и, совсем не рассердившись, ловко отвечает:

– Слушаем мы ушами, но слышим сердцем.