Василий Ворон - Потомки песчаных бурь

«Тихо, сам с собою, я веду беседу»

из песни

«Очищайся Любовью и Радостью, все остальное засоряет Путь»

одна из десяти заповедей Будды Махасатьяны

Теперь стало ясно, что предстоит ремонт, на который, как ни крути, нужно было положить никак не меньше двух часов. Дэн покосился на хмурую полосу густо фиолетового цвета, наползавшую с севера и сказал:

– Переждать придется.

Бурый выпростал испачканные руки из моторного отсека, ухватил кусок ветоши, придавленный к обтекателю универсальным ключом – чтоб не унесло ветром – и согласился:

– Придется.

Они задраили крышку моторного отсека, закрыли щели воздуховодов и тщательно загнали под каждое колесо по башмаку. Взяв из кабины сумку с припасами, они закрыли люк и побрели к торчащим неподалеку корпусам невесть как оказавшегося в этой пустыне то ли завода, то ли чего-то еще. Поворачиваясь спиной к крепнущему ветру, Бурый еще раз сверился с картой.

– Ну? – выждав немного, спросил Дэн. Бурый пожал плечами и, застегивая планшет, ответил:

– Хрен его знает, что это за завод. Нет тут ничего на карте.

– Недавно, наверно, построили. Добывать что-нибудь будут…

Они шли, непроизвольно ускоряя шаг: ветер щедро поднимал красноватую пыль и завод, к которому они приближались, тонул в этой пыли, и разглядеть его оказывалось все сложнее.

Никакого забора вокруг неизвестного объекта не было, что оказалось на руку странникам, но и выглядело непривычно, пока они не выдвинули правдоподобной версии: зачем забор в таком месте – пустыня вокруг лучше всякого ограждения. Прикрывая глаза от хлесткого песка, они успели разглядеть пару ребристых ангаров с большими красными цифрами «3» и «4» по бокам. Решив, что это плохое укрытие, они поспешили дальше и прошли какой-то незаконченный объект – из подготовленного фундамента торчали стальные, тронутые ржавчиной опоры. Недалеко от этого недостроя оказалось большое здание, наспех нареченное Бурым «цехом». Торопливо двинувшись вдоль стены, они, наконец, наткнулись на дверь, пихнули ее и, не успев обрадоваться ее незапертости, ввалились внутрь.

После завываний ветра их окутала тишина. «Цех» оказался просторным и весьма темным – из застекленных окошек, тянущихся под самой крышей, сюда проникал задушенный бурей красноватый свет. По бетонному полу гулко разносились шаги. У стен громоздились штабеля каких-то ящиков, стояли канистры, лежали пластиковые трубы и бухты кабелей. Основное же пространство, в центре, оставалось пустым, лишь из серого бетонного пола, обозначая, по-видимому, места под неведомые, еще не установленные агрегаты, кое-где торчали железные скобы. Если это действительно был цех, то чтобы его запустить в работу, требовалось еще много времени.

– Эй! Есть тут кто? – гаркнул Бурый, и под потолком заметалось эхо. Подождав немного, он подошел к стопке пластиковых щитов, бросил на них сумку, сел и сказал:

– Ну и не надо. Погостим у вас немного и уйдем.

Вытряхивая из волос красную пыль здешней пустыни, рядом присел Дэн.

– Давай поедим, что ли, – сказал он. – Потом некогда будет.

Они вытащили из сумки снедь, разложили ее на куске тряпицы посреди щита, на котором и сидели, и принялись жевать. За стенами цеха шумел ветер, было слышно, как песок сечет по обшивке.

– Как думаешь, концерт надолго? – спросил Дэн, неопределенно кивнув головой на стену, за которой выла буря. Бурый пожал плечами:

– Наверняка дольше, чем нам потребовалось бы на ремонт.

Дэн вздохнул и глотнул из фляжки.

– Тогда, пожалуй, стоит вздремнуть, – сказал он, вытряхнул крошки из тряпицы, сунул в сумку и, повозившись, улегся на щитах. Бурый дожевал бутерброд, шумно хлебнул воды и лег неподалеку.

Где-то дребезжало стекло, неплотно пригнанное к раме, и надсадно гудел в какой-то дыре ветер. Дэн порывисто вздохнул. Бурый повернул в его сторону голову:

– Не спится что-ль?

Дэн завозился:

– Нет… Мусор всякий в голове крутится.

– Да, ты уж мусором лучше не делись. У тебя его, один хрен, меньше не станет, а я уж точно не усну.

– Тоска…

– Не по нутру планетка-то?

– Нам теперь выбирать не приходится. На Земле точно не лучше.

– Вот-вот. Тут, по крайней мере, не трясет и дышать есть чем.

Дэн посмотрел на товарища:

– Это пройдет.

– Чего? – не понял Бурый.

– Тут скоро тоже нечем будет дышать, – хмуро пояснил Дэн. Бурый беззаботно хохотнул:

– Ну, ты загнул – скоро. На наш-то век хватит.

– А потом что – опять искать подходящий шарик? И снова его загадить?

– Ну, все, завелся, – протянул Бурый. – Может, хватит об этих страстях?

Дэн резко перевернулся на живот:

– Что «хватит»? Когда мы думать научимся? И не только о себе?

– Ну и думай, думальщик, – демонстративно повернулся на другой бок Бурый. – Потому у тебя и мусор в голове…

– Все мы такие, обормоты, – беззлобно и тоскливо протянул Дэн и тоже отвернулся. Ему вдруг расхотелось спорить.

Скоро стало слышно мерное сопение Бурого. «Засыпает как дитя», – не без зависти подумал Дэн и попробовал заснуть тоже.

Но мысли все крутились в голове, цепляли откуда-то пригоршни фраз, закручивали их тугими жгутами и тащили все дальше и дальше, отгоняя облегчительный сон. Чтобы заснуть быстро, без этих порой надоедливых и ненужных думок, Дэну необходимо было крепко наломаться за день, устать и тогда этот рой отступал, проваливаясь в небытие.

…Дэн вздрогнул. К уже привычным завываниям ветра и сыпучим ударам песка по стенам их убежища присоединился новый звук. Не меняя позы, Дэн напрягся, прислушиваясь. Из дальнего угла, завешенного сумраком, доносился дробный сухой треск. Он очень сильно напоминал стук испанских кастаньет, аккомпанируя разве что вою ветра – монотонно и долго.

Дэн повернулся на бок и негромко крикнул в сторону доносившегося звука:

– Эй! Кто там?

Треск прекратился.

–Anybody here? Do you speak English? – на всякий случай добавил он и сел. Никто ему не ответил. Дэн судорожно и, как ему показалось, оглушительно сглотнул мгновенно пересохшим горлом и спрыгнул со щитов на бетонный пол. Он замер на месте, обшаривая тонущий в полумраке угол цеха, силясь хоть что-нибудь разглядеть, но все было тщетно. Дэн с тоской посмотрел на плоский потолок, под которым виднелись лампы: работали ли они и где включались, было не известно. На щитах продолжал безмятежно сопеть Бурый. Дэн покосился в его сторону, но решил пока не будить и опять посмотрел в темноту. «Почудилось, что ли? – подумал он. – Или ветер новую щель нашел?»

– Эй! Есть там кто? – снова негромко крикнул Дэн, не столько ожидая ответа, сколько для порядка и собственного успокоения.

Он постоял еще немного, вслушиваясь в тишину, потом осторожно присел на штабель щитов и перевел дыхание. Он посидел так минут пять, почти совсем успокоился и только хотел снова прилечь, как треск неведомых кастаньет раздался снова.