Чэнь Цюфань - Мусорный прибой

Дядя Чень поднял с земли листок бумаги, банкноту «призрачных денег», и со смехом протянул Кайцзуну.

– Судя по тому, сколько на ней нулей, в аду нынче адская инфляция.

Кайцзун заметил, что несколько человек постоянно убирают груды «призрачных денег» и серебряные и золотые слитки из папье-маше, сгружая на тачки и куда-то увозя.

– Они увозят все эти деньги, чтобы сжечь в другом месте?

– Это ты старые обычаи вспомнил. В прошлом каждая семья сжигала бумажные подношения в небольшой топке, прямо перед домом, но теперь это объявили источником загрязнения. Так что они увозят бумагу прямиком на фабрику, где ее перемалывают и используют по новой. Защита окружающей среды, та самая, о которой ты говоришь.

Кайцзун внимательнее рассмотрел банкноту. Серийный номер, дата изготовления и даже адрес в интернете.

– А какой тут смысл в интернет-адресе?

– О, ты можешь зайти на сайт и вести банкинг для загробной жизни. Можешь открывать счета, покупать адские деньги для умерших родственников – монеты, слитки, кредитные карты, все в ходу. Хранящиеся на счетах деньги могут быть использованы умершими для покупки продуктов, проживания или иных услуг, доступных в загробной жизни, – и, конечно же, для уплаты всевозможных налогов, там существующих.

The Sims, эпизод «Загробная жизнь». Кайцзуну хотелось расхохотаться. Традиции, которые не менялись, наверное, сотни, если не тысячи лет, медленно блекли на фоне науки и технологии.

– Но зачем платить за все это? Ведь так просто все это подделать.

Дядя Чень оглядел происходящее, воздух, заполненный дымом благовоний, толчею. Казалось, его мысли где-то вдали. А потом ответил, медленно и торжественно:

– Пока ты действительно веришь в существование иного мира, веришь в то, что твои родные и близкие продолжают жить там и что есть возможность что-то сделать, чтобы они знали, что ты о них не забываешь, – до тех пор все это реально.

Отец говорил Кайцзуну, что жена Дяди Ченя умерла в позапрошлом году, от рака. Перед смертью она очень страдала от невыносимой боли и умоляла мужа отключить ее от аппаратуры поддержания жизни, чтобы прекратить ее страдания. Однако Дядя Чень не смог это сделать. В ее последние минуты, настолько истерзанная болезнью, что едва была похожа на человека, она взяла его за руку. «Я не виню тебя, – сказала она. – Не бойся. Я буду ждать тебя там». И тогда Дядя Чень не выдержал и разрыдался. Он жалел, что не послушался жены. Куда хуже самой смерти было потерять достоинство перед лицом смерти.

После этого он организовал на территории, подчинявшейся клану Чень, регулярные медицинские осмотры. Причем не только для уроженцев Кремниевого Острова, но и для мигрантов, работающих на переработке мусора.

Кайцзун знал, что согласно медицинской статистике обитатели Кремниевого Острова болели респираторными заболеваниями, заболеваниями почек и заболеваниями кроветворной системы в пять-восемь раз чаще, чем в соседних регионах. Кроме того, у людей намного чаще обнаруживали раковые заболевания. В одной из деревень практически в каждой семье был человек, страдающий от рака в терминальной стадии.

Из загрязненных прудов вылавливали странных рыб с раковыми опухолями. Процент мертворожденных не снижался, несмотря на все усилия врачей, ходили слухи, что у женщины-мигранта родился мертвый ребенок с темно-зеленой кожей, от которого исходил запах металла. Старики говорили, что Кремниевый Остров превратился в обитель зла.

Кайцзун смотрел на серьезное лицо Дяди Ченя; смотрел, как молодежь снимает фото и видео ритуалов, чтобы отправить файлы на электронную почту, зарегистрированную на умерших родственников; смотрел на безмолвные лица молящихся, молодые и старые, на которых отблескивало пламя свечей и огоньки тлеющих благовонных палочек. Это затронуло нечто внутри него, спрятанное очень, очень глубоко.

Возможно, настанет день, когда все, что он видит, будет заменено виртуальной реальностью, симуляторами, технологиями, но тоску людей по тем, кого они любят, не заменишь ничем. Им всегда бужет нужен некий ритуал, некая опора, некий способ преодолеть грань между жизнью и смертью, соединить прошлое и настоящее, оформить бесформенные воспоминания и печаль в предметы, действия, ритуализированные представления, чтобы пробудить чувства, притупившиеся с течением времени, чтобы боль потери, когда-то столь мучительная и нестерпимая, могла снова прийти к ним, не стертая из памяти бесчисленными последующими воспоминаниями.

История есть процесс постепенного освобождения событий от их эмоциональной окраски. Кайцзун наконец-то понял, почему он стал учиться на историка. Вероятно, постоянные переезды из города в город в детстве заставили его с большой осторожностью относиться к эмпатии. Он привык держать дистанцию – в семье, в школе, в какой-либо организации, в личных отношениях. Ему было очень легко достичь объективности, того качества, которого добивается в себе любой историк.

Однако теперь Кайцзун начал понимать силу и значение слов «один из нас».

Внезапно его привлекло лицо в толпе. Оно резко выделялось среди остальных, задумчивых и умиротворенных, наполненное страхом. Молодое, худощавое, но по одежде и прическе нельзя было угадать пол этого человека. Он пытался слиться с толпой, но бегающие глаза, постоянные взгляды через плечо придавали его лицу еще больший контраст с остальными, будто круги расходились от камня, брошенного в безмятежную водную гладь, и по этим кругам было легко обнаружить центр.

Одно было точно – это не уроженец Кремниевого Острова. Хотя человек и пытался сойти за местного, мелкие детали в одежде и в чертах лица выдавали уроженца отдаленной провинции.

Кайцзуну почему-то показалось, что он узнал этого человека. Странно, откуда он может знать это лицо. Но его особенности уже запустили программу распознавания образов в правой веретеновидной извилине его мозга, в результате чего выделились нейротрансмиттеры и повысилась частота пульса.

Проследив за взглядом этого человека, Кайцзун увидел нескольких бандитов из местных, которые кого-то искали в толпе. Наряд у них был заметный – облегающие белые жилеты из лайкры со светящимися узорами, вышитыми на спинах и вспыхивающими, как рождественские елки, в сочетании с ярких цветов свободными спортивными штанами и кроссовками. Одинаковые короткие стрижки с выстриженными на головах сложными узорами, руки и лица, покрытые всевозможным пирсингом, и, конечно же, обязательный атрибут гангстерской субкультуры – куски сверкающей телесной пленки, на которой вспыхивали имена и знаки.

Кайцзуна неоднократно предупреждали, что нужно держаться от таких людей подальше. За ними стояло сложное хитросплетение власти и насилия, в котором ему не разобраться.