Александр Владимиров - Наблюдатели

– Бывает.

– И вообще… когда пьешь на брудершафт, поцелуй подобен рукопожатию.

– Если так, – подумала Катя и согласилась.

Она хотела легко чмокнуть Ивана и отскочить, да он оказался проворнее. Так впился губами, что Катерину затрясло. Крепкие руки прижали ее к себе. Сначала она слабо отбивалась, потом, смирившись, ответила на объятия.

– Друг называется, – шептала Катя, – ведете себя нехорошо, сударь.

– Мы уже на «ты».

– Разве?

– Раз есть сомнения, надо выпить на брудершафт еще раз.

– Мне не станет дурно?

– От шампанского?

– И от поцелуев тоже.

– Уверен, что нет.

– Тогда рискнем.

Наступило счастливое забытье. Она птицей взмывала вверх и тут же падала вниз, точно прожигающий землю метеорит. Она пыталась развернуться на своем стуле, да стула не было. Катя уже лежала в кровати, где прекрасное и коварное существо жадно ласкало ее. Она не сопротивлялась, наоборот, хотела, чтобы ни один участок тела, ни одна родинка не оставались нетронутым его губами. Она мечтала, чтобы никто и никогда не разорвал круг их счастья. Чтобы сохранялась вечность любви, вечность волшебства ночи…

Она лежала в кровати нагой, специально откинув простынь. Обычно Катя была очень стыдливой, имея контакты с немногочисленными мужчинами, потом держалась робко, спешила натянуть на себя майку и джинсы. Но сегодня она мечтала, чтобы Иван любовался и любовался красотой ее форм!

Он закурил. В сумерках ночи кончик зажженной сигареты был единственным крохотным огоньком. Именно он и позволил рассмотреть на плече Ивана глубокий шрам.

– Откуда? – спросила Катя.

– Как у нас говорят: бандитская пуля. В данном случае действительно была схватка с бандитами.

– Опасная у тебя профессия.

– И неблагодарная. Далеко не все к нам относятся хорошо.

– Вот почему на визитке нет твоего места работы?

– У меня есть еще одна, где все указано.

– Иван… при первой нашей встрече ты не слишком лестно отозвался о полиции.

– Многие вещи я знаю изнутри. Хотя работаю не там, а в прокуратуре.

– Исчезновением моего дяди ты не занимался?

– Занимался.

– И?

– Все-таки ты не историк, а ищейка.

– Я серьезно.

– Если серьезно, то более запутанного дела у меня, пожалуй, не было. Соседка в доме напротив видела, как он заходил к себе. И все! Николай Фирсов пропал.

– Я уже слышала, что никто не видел, как он потом выходил. Но это ничего не значит, соседка ведь специально не следила за ним.

– Да. Только машина у него была в ремонте. Кто-то все равно бы заметил, как он шел по поселку. Хотя… при определенном стечении обстоятельств могли и не заметить. Или не обратить на него внимания.

– Он мог вызвать такси.

– Проверяли, не вызывал.

– Поймать случайную машину?

– Давали объявление, где просили всех водителей, кто мог Николая куда-либо подвезти, срочно сообщить. Однако никто не откликнулся.

– Господи, уже не знаю, что и думать. Если водитель молчит, потому что по дороге ограбил и убил моего дядю?

– Но он должен был куда-то девать труп. А труп не нашли. И еще: у Николая вряд ли имелись такие средства, за которые стоит убивать.

– У него могла быть своя тайная жизнь.

– Мы исследовали его биографию, связи. Ничего криминального. Я бы сказал, он и близко не подходил к криминалу.

– Что ты думаешь о Виктории? Только не повторяй утреннюю ложь, что перекинулся с ней парой фраз.

– Я действительно разговаривал с ней только раз. И то во время допроса. А если где и приврал, не обессудь. Не люблю раньше времени раскрывать карты.

– Почему вы говорили с ней только раз?

– Против нее не было никаких улик. А потом дело передали другому следователю.

– Другому?

– Не ищи какого-либо подвоха. Мне дали крайне сложное и важное задание.

– Ты дал понять, что она сильно влияла на Николая. Кстати, наш сосед звероподобный Вася тоже так подтверждает.

– Любая женщина – командир. Одни это открыто афишируют, другие для вида выставляют вперед мужа.

– Ты говоришь прямо как мой сосед, – бросила Катя.

– А он неправ?

– Некоторые мои подруги утверждают, что в семье у них все решает супруг.

– О, это самые опасные феминистки, – рассмеялся Иван. – Они лукавят. Создают иллюзию для мужей, те, естественно, обольщаются, начинают упиваться властью в семье, которой у них нет, и никогда не было. А хитрый слабый пол спокойно ведет свою линию на установление полного диктата.

– Знаешь, а ведь я, наверное, не феминистка.

– В тебе пробуждается естественное желание женщины – быть за мужем, за мощным плечом. Но оно быстро пройдет, когда выйдешь замуж, и так захочется этого плечистого прибрать к ногтю.

– Ну, ты и женоненавистник!

– Неправда! Я люблю женщин.

– Ты мне так и не рассказал про Викторию.

– А нечего. Ее отношения с Николаем касались только их двоих. Следователи не слишком поверили в ее причастность к преступлению. У нее не было мотива. В итоге она ничего и не получила. Бросать ее твой дядя не собирался. Наоборот, она закрутила роман.

– Как она сама сказала – несостоявшийся.

– Ты уже с ней побеседовала! Состоявшийся или нет – ее проблемы.

– Что-то здесь не так.

Иван окинул ее внимательным взглядом:

– Ты очень любила Николая?

– Я едва знала его. Да, стала наследницей. Но так уж получилось.

– Тогда живи спокойной жизнью. Профессионалы не докопались, а ты чего-то хочешь узнать.

– Андрей говорит то же самое.

– Вот видишь.

– Это жестоко. Пропал человек и… что с ним в итоге?

– Сколько в мире пропадает людей.

– Ты циник!

– Жизнь сделала таким.

Кате сделалось неприятно. Каким он был недавно – обходительным, галантным сверх меры. А теперь раскрывается совсем по-иному. Хотя бы для вида проявил сочувствие: все-таки ее родственник пропал. И взгляд у него: снисходительный, самоуверенный. Правильно сказал гениальный Шиллер: «Мавр сделал свое дело…»

– Я пойду! – Катерина резко поднялась.

– Куда?!

– Домой. Поздно уже.

– Позднее не бывает. Два часа ночи.

– Андрей волнуется.

– Андрей спит, – возразил Иван. – Впрочем, поступай как хочешь. И мне бы выспаться. В одиннадцать совещание у шефа.

Его последняя фраза оказалась последней каплей. Перед Катей окончательно вырисовался образ пресыщенного женским вниманием наглеца, для которого ничего не стоит пройтись по человеческой судьбе. Она оделась и кратко бросила:

– Прощай.

– До свидания, – сквозь наступающую дрему произнес Иван. И вдруг до него дошло. – Почему «прощай»?

– Ты получил, что хотел.

Он принял ее слова, как обиду. Повернувшись на другой бок, сказал:

– Захлопни, пожалуйста, дверь.

Приятный майский воздух снял невыносимое удушье. Катя глотала его вместе со слезами, не понимая: как он могла так ошибиться? И тут… шаги за спиной. Иван все-таки догнал ее, крепко прижал к себе: