Артур Дмитриев - Асоциальные сети

Славик посоветовал снести аккаунт и стать человеком из реального общества. Но Марк-то помнил, что именно Славик говорил ему: «Если тебя нет в Интернете сегодня, значит, завтра тебя нет физически». Что было абсолютной правдой, люди вне социальных сетей не социализировались, а, напротив, очень быстро изолировались, замыкаясь на самих себе, бутылке, воспоминаниях и рефлексиях или куче кошек. Если это можно было бы назвать свободой, то только свободой от здравого смысла, говорящего Марку, что он превратится в слепое, глухое и немое дитя, обрубок человека, ищущий себе путь по звездам, солнцу, по костям мелких животных.

Сам Славик, оправившись от первого шока, вполне себе сжился с прогрессирующим методом корректировки сообщений и комментариев, находя все это если не полезным, то забавным на сто процентов. Сама возможность, вернее, само отсутствие возможности допустить ошибку в переписке и даже троллинге так его воодушевляла, что он ради смеха мог писать пальцами ног, держа в одной руке сигару, во второй старую мамину фарфоровую чашку, доверху наполненную мороженым, айсбергом плавающим в изрядной порции коньяка.

Мама… Маме Марк тоже писал, но писал обычные бумажные письма, она так и не смогла сделать себе прививку от темноты прошлых лет и не стала адептом Всемирной паутины. Пальцы, умеющие качественно делать только быстрые росчерки на документах, штрафных квитанциях, зарплатных ведомостях, с трудом удерживая непослушную ручку, корябали на листочках в клеточку успокоительные слова о том, что у него все хорошо, что кушает он прилично, прилично и одевается, есть девушка, что подстрижен, что ничего не болит, что на работе неплохо, что погода теплая, что скоро, может быть, приедет проведать. Мама писала в ответ, что любит, что скучает, что пришлет огурчиков, как он любит, маленьких, в маринаде из смородиновых листьев, что носки опять связала шерстяные, те уже прохудились, поди; что ни на что не намекает, но очень хочется внуков, что к отцу на могилку надо бы сходить, что… Конечно Марк никуда не поедет; начиная со своего запоздалого первого шажочка почти в три годика, каждый последующий он делал как раз от мамы, стараясь выпутаться из паутины бесконечных обволакивающих, теплых, но тесных объятий. Скучал, но не настолько, чтобы опять взращивать чувство вины за постоянный обрыв связующих липких нитей, потихоньку застывая в ее карих глазах. И письма матери Марк ни разу не мог дочитать до конца, глаза заволакивала пелена, может быть, она его уже простила в эпилоге.

Однажды он написал большое, на трех страницах, письмо Гале и отнес к ней в офис с четким указанием девушке на ресепшене передать точно в руки. Но ответа не получил, и в разговорах потом она ни разу не упоминала о нем. Было обидно, но, видно, переписка окончательно ушла из жизни. Марку было трудно и страшно, он с трудом умел подбирать слова в реальном времени, написать было в сто, в тысячу раз проще.

У Славика была теория подобного охлаждения. Он называл ее теорией критической массы упреков. На определенной стадии накапливается так много негодования, недоразумений и укоров, что они сплавляются в огромный шар, который своим весом утягивает чувство единения и эмпатии куда-то вниз, за коралловые рифы совместного бытия, и сразу пропадает какое-то подспудное желание делиться всем на свете, пролегает торжественная в своей искристой изморози трещина. Любовь не пропадает, но пропадает секс, пропадает влечение, пропадает желание появляться раньше с работы. У критической массы упреков нет абсолютного значения, над формулой Славик еще работал, но одно было ясно – критическая масса может набраться хоть в течение одного года, хоть в течение лет двадцати. И набирается всегда, без исключений, таща за собой разные спальни, разные компании, отпуска в разное время. Марк обычно хмыкал, но постоянно перебирал в уме те моменты, когда терзал Галю своей ненасытной потребностью во внимании или когда ее поступки немного не укладывались в те конструкты, по которым построен его собственный мир.

Все-таки человек – очень ограниченное существо. Да, полеты в космос, да, ядерное оружие, да, супы быстрого приготовления. Но где самое важное и такое простое – умение читать мысли? Мысли, выраженные четкими и понятными символами, буквами, знаками препинания, цифрами, смайликами? Почему текст бездушен и безэмоционален по своей природе, почему интерпретации одного и того же могут полярно отличаться? Почему она не понимает, что все, что он пишет, он пишет кровью на своем сердце, прикладывая истерзанную главную мышцу для отпечатка к экрану и отправляет кусочками свою душу атеиста? Неужели так трудно изобрести пилюлю или зонд, вшиваемый прямо в мозг? Марк согласен и на такие вещи, которые смогли бы быть приемниками-передатчиками невыразимого.

Ноутбук вовсю светил своим прямоугольником, хотя Марк точно помнил, что поставил систему обновляться с последующим выключением. Глянув на открытые вкладки браузера, ужаснулся – «Одноклассники», «Вконтакте», «Мой мир», забытый богом ЖЖ. Он не заходил туда несколько месяцев, а в «Мой мир» – так лет пять, несмотря на тысячи четыре друзей, набравшихся там после того, как он начал что-то строчить про книги, – смешные, поверхностные рецензии, его настоящей целью, надо признаться, было обыкновенное хвастовство – да, я вот такой умный, я читаю книги и даже кое-что понимаю в них.

Бросил остальные соцсети потому, что там сидели все те же люди, что и в Facebook’е, с редким вкраплением неизвестных и ботов, тоже почти одинаковых – ноготочки, наращивание волос, проститутки, политические мрази различных окрасок. Социальные сети отличались лишь контентом, неизвестно по какому принципу наводнившим их. Ограниченное число пользователей не позволяло соцсетям обладать уникальным войском, состоящим из биоматериала, думающего, что он думает; просто кто-то уделял больше времени той или иной соцсети из-за дизайна, юзабилити, всяких примочек, генерируя везде одинаковые посылы. Марку удобней было в Facebook’е, вот и все.

Внимательно просмотрев свои профили и последние посты с уведомлениями, Марк обнаружил удивительную вещь – всю последнюю ночь он активно общался, писал комментарии на стенах друзей и в популярных пабликах. Делал это грамотно и так, что ничего бы не заподозрил сам, если бы не спал в это время как убитый. Покопавшись, заметил еще, что во всех аккаунтах сменились пароли на очень сложный, но единый пароль, все страницы невероятным образом сконнектились и могут одновременно открываться с помощью новой иконки на рабочем столе.

Почитав несколько «собственных переписок», Марк заварил чай, нарезал колбаски, переложив ее сыром и сел у подоконника, рассматривая сквозь мокрое стекло двор и кусок улицы, бегущей наверх, к невидимой развилке. Темные спешащие размытые фигуры казались следами работы неумелого акварелиста, наугад тыкавшего кисточкой в слишком тонкую бумагу. Бумага промокла и волокнами расщепила очертания. Это было похоже на советские мультфильмы, от которых тащилась его мама, ему же они казались работой студентов с трогательной банальщиной внутри.