Анатолий Шацев - Долина

С Высоким согласились все. Да и что тут возразишь?

Из дневника Высокого

«…этот детский смех все слышат. Значит, у меня – не галлюцинация. Но тогда что это? Это не то чтобы пугает, но ощущение такое, как будто я стою перед невидимой Джомолунгмой…»

Ежик капризничал весь следующий день, у него повысилась температура. Эльвира очень нервничала.

– Не пойму я, что с ним, – недоумевал доктор Док. – Просто акклиматизация, по-моему, маленький же он еще. Не надо в него сейчас ничего вливать, думаю. Вот разве что дам я ему ложечку женьшеня для повышения иммунитета.

Но уже на следующий день Ежик повеселел, и Эля отнесла его на земляничную поляну. Он сидел на одеяле в траве, с восторгом смотрел вокруг, собирал и ел ягоды, немножко пробовал ползать, опираясь на руки, и то и дело оглядывался на мать сияющими глазами.

– Мама, тут ягодки! – он протягивал ей ладонь с ягодами. – Зиманика . Мама, кусай ягодки. – А где зайка зивет ?

– Вот ты начнешь ходить, и мы пойдем искать зайкин домик.

– А я буду ходить, мама?

– Конечно, малыш! Папа тебя сюда и принес для этого.

В сердце Эльвиры постоянно чередовались надежда и тревога. Пока побеждала надежда.

КСС. Все последующие дни продолжалось интенсивное исследование Долины и обустройство главного лагеря База-1.

Погода стояла, мягко говоря, замечательная. Настроение у всех было приподнятое, а открытия следовали одно за другим.

Завтракали в семь утра, а в восемь уже расходились группами по своим делам, сбор в лагере назначался напять вечера, в шесть уже начинало смеркаться. В реальности, конечно, расписание соблюдалось не очень строго.

Как правило, Высокий с кем-нибудь занимался топографической съемкой, Крис и Солдат ходили с геологами Гошей и Кварцем – и вместе, и порознь, и по долине, и вверх по склонам. Ледокол и Лесник, любители всех растений, уходили с ботаником Синичкой, биохимик Афина и химик Титан хозяйничали в мобильной аналитической лаборатории. Кроме того, всем было приказано всяческие необычные растения и минералы тащить в лагерь, аккуратно упаковав, заметив и записав место находки.

Доктор Док, он же Айболит, категорически требовал все раны и царапины показывать ему.

– Вы все – мои подопытные, то есть, я имею в виду – пациенты, – говорил Док. – Я, может, на ваших кровавых ранах свою докторскую сделаю.

– Абсурд какой-то, – удивлялся народ. – Зачем это доктору докторская, если он и так уже доктор? Не парься ты, Док, вернемся – купим тебе этой колбасы сорок кило, лопай – не хочу.

В 7 вечера, уже в сумерках, все обедали, а затем, попозже, был вечерний чай с бурным и веселым обсуждением всех событий и находок.

Из дневника Высокого

«Оказывается, в местном воздухе увеличенное содержание кислорода, радона, закиси азота и еще много всякой химической мутоты. В этом Титан и Афина сейчас разбираются. То-то мы все такие бодрые и веселимся – это, оказывается, из-за закиси азота. Но при этом химический состав воздуха нестабилен и несколько меняется со дня на день. Это что, газовые выбросы из окрестных хребтов или что-то другое?»

«Кварц говорит, тут какая-то сказочная коллекция руд ценных металлов. Ну, этого следовало ожидать, радиосвязи-то нет. Свинец, индий, цинк, висмут, молибден, ванадий и еще несколько, которые я забыл. Он постоянно бормочет: малахит, пирит, халкопирит, смитсонит какой-то дурацкий – никогда про него не слышал. Штуку малахита он вчера нарыл где-то. Красивая, ничего не скажешь.

Хорошо, хоть золота не нашли, а то сюда ринутся черт те кто. Вот только нам здесь приисков и шахт не хватало! Нет, нет, только санаторий!»

«По поводу радиации здесь. Титан говорит, что она тут заметно повышенная, но это не опасно, а вот спектр пока непонятный. Он что-то все время говорит про ряды урана и тория, актиноуран какой-то, калий-40. Ладно, это я не очень понимаю, потом разберемся».

Так прошло две недели…

Эльвира была в экспедиции поварихой, что позволяло ей всегда присматривать за Ежиком, а с ней обычно оставался дежурный – кто-то из парней. Ежик ползал между палаток и играл во что придется. Все приносили ему какие-то необычные листики, ягоды, камушки, шишки, смешные природные фигурки из дерева, и он им так радовался! Особенно часто с ним играл Алеша, сын Премьера, и Ежик даже стал называть его батик, ну, то есть, братик.

– Ежик, – говорил Алеша, – смотри, это ягодка как раз для тебя, называется ежевика.

– Зевика!

– Вкусно?

– Кусно!

Особенно Ежику полюбился широкий и низкий, метра полтора, торчавший из земли камень, с одной стороны очень отлогий, с других – покруче. И вот на этот теплый шероховатый камень он старательно забирался с отлогой стороны на одних руках, немного стараясь помогать коленями. А потом сползал или там же, или, чаще, с другой стороны, но его колени всегда подгибались, и он падал на мягкую землю. Сначала плакал от досады, потом привык и даже стал смеяться от падений. Эльвира смотрела на него, закусив губы, но подбадривала:

– Давай, мое солнышко, старайся, станешь сильным, как папа.

– Мам, а я стану апинистом , как папа?

– Станешь, мой хороший.

– А мои нозки будут ходить?

– Будут, мальчик, будут, – и отворачивалась.

Пацан окреп, поздоровел, стал веселее, его руки и плечи стали сильнее, Долина делала свое прекрасное дело. Но тоненькие ножки по-прежнему подгибались, не держали его.

Это случилось, кажется, на пятнадцатый день экспедиции.

В тот день дежурил с Эльвирой Арамис, ее давний верный друг и поклонник. Эля в хозпалатке искала канистру с растительным маслом, как вдруг услышала снаружи взволнованный голос Арамиса:

– Эля, Эля, выйди!

– Что-то с Ежиком? – она вылетела из палатки.

– Тсс! – он приложил палец к губам и поманил ее за собой.

Обогнув палатку, Эля увидела Ежика, сползавшего с камня с его крутой стороны. Он, как всегда, сползал с камня на руках. Но когда его ножки коснулись земли и затем, как обычно, должны были бы подогнуться, и тогда он должен был бы очередной раз упасть, они, эти худенькие ножки, на несколько секунд остались прямыми. Он стоял. Стоял! Секунд через пять его ножки подогнулись, и он упал, но тут же бодро пополз вокруг камня забираться на него снова.

Эльвира закрыла рот рукой, чтоб не закричать. Арамис взял ее под локоть:

– Спокойно, Эля, спокойно.

Через минуту мальчик снова сползал в том же месте, и снова встал на ножки, и снова стоял. И тогда он оторвал левую руку от камня и стоял несколько секунд, держась за камень только правой рукой, потом стал поворачивать медленно голову налево, увидел мать, просиял, взмахнул левой рукой, и от этого снова упал назад. Эльвира тигрицей бросилась к нему, подняла, прижала к себе, стала целовать: