Филипп Хорват - Ракалия

В туче громыхнуло, очертив сидевших на берегу вспышкой молнии, и дождь полил сильнее. Один из парней заозирался, отмахиваясь рукой с дымящейся сигаретой от невидимых капель:

– Зарядило…

Второй молча кивнул, а певец крепко притопнул по лестнице.

– Пора валить, всё равно уже всё выпили.

И они как-то плавно, вместе разом, приподнялись, тут же растворившись в воздухе.

Кукушкин островок тоже снялся с невидимого якоря, заскользив дальше. Набережная исчезла, и вместо неё из настигающей дождевой пелены проступили всякие тени. Тянулся ввысь позолоченный шпиль с грустным корабликом, смутно проявились громадные разломанные мосты, возникали и разлетались в прах величественные здания с выступавшими белыми фигурами, и эхом, секунда через секунду, настигал со всех сторон мерный тревожный постук, будто оповещающий о страшном…

Эти и всякие другие неясные в дымке образы закрутились вокруг, быстро, впрочем, угасая, успокаиваясь и превращаясь в клубы разлёгшейся у воды зелени.

Давно уже разродилась туча дождём, выпустила из плена обрадованное солнце, а кукушка только сейчас встрепенулась спросонья в гнезде. Отряхнувшись, она осмотрелась и решилась на вылазку – сколько ж плыть можно?

И едва поднырнула в воздух, расправила крылья, как подхватил её объятиями ободряющий ветер, мягко переправив в липкий, волглый песок. Где она уже устроилась окончательно, замерев между округлостью булыжников.

На берег выступили трое. Осматриваясь, они прошлись туда-сюда, выворачивая в руках излучины луков.

– Вроде в камни шмякнулась, не?

– Посмотри там, в камышах…

– Или до того берега дотянула?

– Не дотянула б, удар был смачный.

– Да, я видел, что аж перекувыркнулась на излёте…

– Хорошо пригвоздил ты её, да; повороши вон там.

После минутной возни вокруг да около один удивился:

– О, смотрите какая тут красавица…

– Деревянная, такие в часы раньше засовывали.

– Изящная штучка, а? Возьму себе её.

– На кой член?

– На шею можно приладить, на счастье.

– Либо свистульку сварганю, тоже хорошее дело.

И кукушка обрела нового хозяина.

Одним томным, ленивым днём Битюжка, Крох, Михрюта и малыш Пино расположились в дальней, увитой диким плющом беседке.

В последнее время нечасто они собирались тут, но сегодня сами, не сговариваясь, чуть ли не вместе вышли из леса, облюбовав любимейшие местечки вокруг странного стола.

Стол был странен тем, что несмотря на кривые свои лапы, грубо стёсанные занозистые края и чуть покатую поверхность столешницы, всегда притягивал их к себе едва приметной идеальностью. О чём лишний раз напомнил малыш Пино, бумкнув по нему костлявым кулачком:

– Царский стол. Я такие видел на картинках в книге у Кроха. Как она там у тебя называлась?

Едва пришедший в себя Крох подозрительно скосил глазами в сторону:

– Понятия не имею, о чём ты.

– У него книги непонятные, – встрял Битюжка. – И я ни разу там картинок не видел, что-то ты путаешь, Пино.

На это тот чуть ли не оскорбился:

– Да были, я как сейчас вижу. Сидят там всякие бородатые, непонятные такие, в железе, с подцепленными мечами. А стол у них кружится, – картинка аж ожила передо мной. Вот так – хрусь-хрусь-хрусь…

И он закрутил пальцем под вялым носом Битюжки.

Михрюта тяжко вздохнула, а Крох недовольно буркнул:

– Тебе бы, Пино, делом заняться. Хоть и мелкий, а лезешь куда не звали. Сюда тебя, между прочим, не звали…

– Так и тебя не звали, – резво отпарировал Пино. – Мы все сами пришли. Или ты забыл, как действуют беседка и стол?

– Да никак они не действуют, – ответил Битюжка. – Это ж просто беседка и стол.

– Стол странный, – напомнил Пино.

Михрюта снова вздохнула, прикрыв непослушной, спадающей чёлкой утопающие в печали глаза.

– Что в нём странного, – отмахнулся Битюжка. – Враки. Он же не из подарков Гумбольдта… А ты, кстати, Пино, где был, когда Гумбольдт приходил в последний раз?

Крох скосил глаза на закисшее в гримасе лицо Пино.

– Где-где… В Барабанде. Надоел мне ваш Гумбольдт. Что он вот тут ходит, будто мы дети какие-то…

Крох прихмыкнул:

– Ну ты-то точно ребёнок, которому всегда восемь.

– Всегда восемь мне уже восемьдесят восемь. Лет. Так-то я побольше вас всех видел. Помню даже те времена, когда и беседки не было со странным столом. А вас и подавно. Поэтому – что вот тут Гумбольдт ходит?

Михрюта совсем пригорюнилась. Закутавшись в приглаженные шелка распущенных волос, она даже привсхлипнула.

– Гумбольдт, Гумбольдт…, – задумался Битюжка. – От него пользы, конечно, никакой, но он всё же старается, приносит всегда интересное. А ну, Пино, расскажи нам про наши последние приключения с ним связанные, у тебя хорошо получается.

– Вот ещё, – Пино надулся. – Ваши приключения, вы и рассказывайте. Только лучше не рассказывайте, потому что скучные они.

Битюжка смачно подмигнул малышу Пино:

– Потому и просим тебя рассказать. Нескучно.

– Нескучно я могу про другие ваши приключения поведать, о которых вы не знаете…

Тут чуть оживилась и Михрюта, выпустившая из плена волос наружу один глаз.

– Просим-просим, – забурчали Битюжка с Крохом, а Пино, поёрзав для форсу вокруг стола, начал:

«Ну, дело было так…

Битюжка сорвался из дома, и помчался, побежал, запрыгал на встречу с Гумбольдтом. Нёсся так, что бабочки за ним не поспевали, хоть и очень старались. Но куда уж там его обогнать…

Летел Битюжка с такой стремительностью, что чуть не прозевал Кроха. А тот, как это часто бывало, сидел на полянке с задумчивым видом и созерцал. Очень любил Крох созерцать, усядется где-нибудь в сторонке и сидит, смотрит в одну точку. О чём думает при этом – попробуй угадай. Если его отвлечь от созерцания и спросить о размышлениях, то ничего путного Крох рассказать обычно не мог. Просто пожимал плечами, тяжко вздыхал и отправлялся по делам.

Вот именно на такого, созерцающего Кроха, и наткнулся Битюжка. И обрадовался встрече, поскольку устал бежать, а внушительной причины для остановки придумать не мог.

– Привет Крох, уфуфуф… – пытаясь отдышаться, сказал Битюжка. – Ты опять… офофоф… созерцаешь?

Крох не ответил, а только с глубоко задумчивым видом посмотрел на Битюжку.

– Крох… ыхых… надо спешить, Гумбольдт вот-вот появится. А ты тут расселся, как будто вся жизнь впереди. Я уж бежал, так бежал, что сам видишь… фырфырк…

Крох, наконец, вылез из созерцания, пожал плечами и тяжело вздохнул.

– Привет Битюжка. А ты знаешь, что Гумбольдт вот-вот придёт? Я к нему как раз иду.

Битюжка снова фыркнул:

– Куда ж ты идёшь, когда сидишь на полянке и созерцаешь? Так ты к нему никогда не придёшь. Хорошо, что я тебе попался, иначе бы ты тут застрял на полдня или до конца жизни. Идём вместе теперь, только надо спешить.