Джованна Флетчер - Новая Ева

Моя комната. Моя обитель. Я всегда чувствовала себя здесь в безопасности. Да, взаперти, в ловушке, под контролем, но на мне лежит огромная ответственность, и все здесь служат одной цели: помочь мне спасти человечество. На протяжении всей моей жизни это святилище давало мне поддержку, доброту и защиту. Здесь я находила утешение, вдохновение, просвещение, друзей. Мать Нину.

И со мной была Холли. Она как подарок, теперь я это понимаю. Холли нужна, чтобы я могла общаться со сверстниками, ощущать свою связь с миром. Потому что когда-нибудь все мои нынешние спутники уйдут из жизни, и я останусь здесь одна… Что тогда? Что со мной станет?

Я думаю о Холли и вижу его – Брэма, полного страсти, гнева и огня.

Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем его образ померкнет и мой мозг начнет воссоздавать его по памяти, рисуя крылья ноздрей или волнистую линию роста волос, делая его выше ростом или придавая ему более мускулистое телосложение. Сколько времени пройдет, прежде чем его образ станет лишь игрой моего воображения?

Не могу поверить, что я встретила Холли.

Они будут в ярости, конечно. Даже при том, что я различаю вариации Холли и знаю, что она всего лишь марионетка, этот проект работает, и всех все устраивает. Вот почему они продолжают присылать ее ко мне. Я общаюсь с ней, доверяю ей… Если же им покажется, будто я копаю слишком глубоко, не исключено, что они перестанут присылать ко мне ту версию Холли. Мою Холли.

Меня вдруг осеняет: вот почему Брэм остановил меня, прежде чем я успела выпалить, что знаю, кто он на самом деле. Если бы я проболталась – всему конец. Теперь надо просто подождать и посмотреть, вернется ли он. Дай бог, чтобы наше мимолетное мгновение затерялось в драматической неразберихе этого утра.

– Мне жаль, – произносит низкий голос позади меня.

Мое сердце сжимается и замирает.

Я поворачиваюсь к Вивиан – как всегда невозмутимая, она стоит в дверях моей спальни.

Внезапно меня переполняют гнев и ненависть. Я сжимаю кулаками покрывало, чтобы не броситься на нее, потому что меня так и подмывает это сделать. Я хочу подбежать к ней и выплеснуть все накопившиеся чувства, но не могу.

– Я знаю, как ты любила мать Нину, – продолжает она.

– Любила, – отвечаю я, внутренне морщась от того, как скоро мы научились говорить о ней в прошедшем времени, и как это несправедливо. – Она поступила правильно. – Вивиан, без тени смущения, проходит в глубь комнаты и оглядывает меня с ног до головы, будто проверяя, все ли цело. Никаких увечий она не найдет.

– Неужели? – огрызаюсь я.

– Конечно. – От ее голоса веет холодом, а ведь она говорит о загубленной невинной жизни, о потере человека, с которым десяток лет проработала бок о бок.

– И откуда такая уверенность? – Меня все еще распирает от злости.

– Она знала, что ты собираешься выдать себя.

С этим не поспоришь.

– Она спасла тебя.

– Выходит, это я во всем виновата? – кричу я.

– Я этого не говорила, – произносит она с каменным выражением лица.

– Но подразумевала! – Я срываюсь на визг.

– Ева, держи себя в руках, – предупреждает она, в отличие от меня сохраняя спокойный тон, – Мать Нина явно что-то почувствовала, чего остальные из нас не смогли заметить. Она была бы счастлива, зная, что умирает, спасая тебя.

– Почему вы ничего не заметили? – Я спрыгиваю с кровати. – Как ему удалось пройти такой строгий отбор? Как его вообще сюда допустили? – Кровь приливает к голове, когда я сыплю обвинениями.

– Этот вопрос изучается. – Она щурится, поджимая губы, давая понять, что ее совершенно не трогает моя реакция. – Такого больше не повторится.

– И это все? – Мой голос срывается.

– Думаю, ты упускаешь из виду нечто более важное, Ева. – Она поднимает бровь, и это выглядит чуть высокомерно, но не совсем уж бесчеловечно, учитывая обстоятельства. – Ты становишься слишком сентиментальной, в то время, когда нужно сосредоточиться на главном деле, в котором ставки слишком высоки. Выбирай, какая битва для тебя важнее. Сконцентрируйся на том, что лежит впереди. Конечно, то, что случилось с матерью Ниной – трагедия, но речь идет всего лишь об одной жизни.

– Почему моя жизнь должна быть важнее, чем ее жизнь? – Ком в горле мешает мне говорить.

– Тебя не просто так называют Спасительницей. Ты вообще слушаешь учителя на уроках истории? – Она пытается шутить.

– А мне казалось, что я просто винтик, – сухо отвечаю я.

– Ева… – Она нетерпеливо вздыхает, теребя манжету рубашки. – …Мать Нина послужила великому делу, пожертвовав собой. Мы должны быть благодарны ей, но давай не будем раскисать.

Я молчу, опуская глаза в пол.

– А что произошло в лифте?

– Ничего, – еле слышно отвечаю я, ощущая нарастающую тревогу. – Меня спасли.

– Охранник был найден без сознания.

– Это было недоразумение.

Она не спускает с меня глаз, пытаясь понять, говорю я правду или лгу. Не знаю, с чего вдруг она задает такой вопрос. Повсюду установлены камеры – наверняка она уже видела все, что там происходило.

– Никаких дальнейших действий в отношении тех молодых людей не требуется?

Я качаю головой, не в силах оторвать взгляд от пола. – Ты говорила, что они причинят мне вред. Что искушение будет слишком велико.

– Искушение может нахлынуть мгновенно или накапливаться постепенно, Ева. Не допускай небрежности в поведении, иначе в следующий раз тебе, возможно, не так повезет, – предупреждает она, буравя меня взглядом. – Ты поняла?

Я киваю.

– Очень хорошо. – Она направляется к двери.

– Похороны! – кричу я ей вслед. – Будут ли похороны?

Вивиан вздыхает. Возникает неловкая пауза. – Я прослежу, чтобы это как-то отметили. Скажу Матерям… пусть обо всем позаботятся.

– Благодарю, – бормочу я себе под нос. – Это была самая замечательная женщина.

Все, что мне нужно сейчас – это заботливые объятия. Майкла, Брэма, матери Нины… Даже Вивиан могла бы подарить мне некоторое утешение. Но она ничего мне не предлагает. Сделав глубокий вдох, Вивиан вскидывает голову и молча выходит из комнаты. Оставляя меня проливать слезы в одиночестве.

Я закрываю дверь нашей комнаты в общаге и трясущейся рукой выставляю код на замке. Я не могу унять дрожь. Мне удавалось сдерживать ее там, у лифта, но теперь, когда я один, мое тело может делать все, что хочет.

Я спотыкаюсь, пятясь назад. Сероватое пятно расплывается на периферии зрения, как виньетка на старой фотографии. Комната вращается. Койка, окно, дверь. Койка, окно, дверь. Ноги подкашиваются под тяжестью мыслей, которые посвящены единственной на свете.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.