Игорь Харичев - В гуще чужих ощущений

Через двадцать минут мы с Майклом самым непосредственным образом включились в новую работу. При нашем участии смонтировали место будущей трагедии во фрагменте здания – помещение, которое станет ловушкой, падающие балки, призванные отрезать путь к отступлению. Параллельно в бассейне приступили к созданию отсека подводной лодки, его делали по фотографиям и нашим чертежам.

На второй день начались съемки. Рабочие подожгли то, что казалось фасадом старого трехэтажного здания. На пожарной машине мы с Майклом и настоящими пожарными подъехали к пылающему дому. Пока остальные разматывали брезентовый рукав, я и мой напарник ринулись внутрь, потому что метавшаяся у входа женщина в разорванном платье, с перепачканным сажей лицом, кричала, что внутри остались люди.

Все прошло как по маслу – в полном соответствии со сценарием: сначала мы наткнулись на мужчину, потерявшего сознание. Он лежал ничком, держа во рту пластиковую трубку с кислородом, но я видел только его затылок и думал о том, что он всерьез надышался углекислого газа. Мы с Майклом схватили его, потащили к выходу, а там другие пожарные сразу приняли парня, уложили, подключили искусственное дыхание. Я тем временем кинулся назад. Осмотрев первый этаж. Никого не найдя, взбежал на второй. Здесь огонь был сильнее, а жар – куда нестерпимее. Мой костюм пока что защищал меня, и лишь мои щеки чувствовали температуру, опасную для человека.

Мне кажется, что в одной из комнат кто-то есть. Неясный темный силуэт виднеется на полу сквозь языки пламени. Я решительно двигаюсь в ту сторону. Еще несколько мгновений, и я вижу нечто похожее на тело, но, приблизившись, понимаю, что это черный плед, лежащий на светлом паркете подле дивана кремового цвета, верх которого уже занялся огнем, подступающим со стороны окна, едва различимого в огненном смерче. В этот момент раздается грохот. Повернувшись, я вижу, что обрушилась подгоревшая деревянная балка вместе с частью пола верхнего этажа, отрезав меня от выхода. Я в ловушке – вокруг меня сплошное пламя. Даже мой костюм не спасёт меня. Я чувствую жар, подступающий к телу. Он стремительно нарастает…

Разумеется, меня спасают. Подобно ангелу, Майкл с помощью специального приспособления лихо спускается с третьего этажа, подхватывает меня, утаскивает наверх, туда, где нет огня, где спасительная прохлада. Но эти ощущения не попадут на сенсозапись. Потому что она про гибель пожарного, а не про чудесное спасение, тщательно подготовленное заранее.

Вечером мы с Майклом поехали в наш любимый ресторан – следовало передохнуть, расслабиться. Перед этим я позвонил Элизабет. Мне хотелось увидеть ее.

Мы выпивали с видом на океан. Я и Майкл – виски с содовой, а Лиз – джин с тоником. Мы с Майклом по очереди рассказывали ей о наших последних съемках, а она удивлялась, охала, причитала. Потом я поехал к ней, и мы провели прекрасную ночь.

Нас устраивали такие отношения. Мы оставались абсолютно свободными людьми, но время от времени трахались к взаимному удовольствию. Лиз была художником-декоратором и, когда не было срочных заказов, располагала временем. Порой она становилась инициатором нашего очередного свидания, порой – я. Возможно, у нее имелись другие мужчины, меня это не интересовало. Но я встречался только с ней. Она была красивой, весьма неглупой. И, сознаюсь, мне очень нравилось, когда, прощаясь, она повторяла одни и те же слова: «Постарайся не угробить себя. Это меня очень расстроит».

Следующий день мы с Майклом провели в бассейне, пока что лишенном воды. Здесь уже воспроизвели центральный пост управления подлодкой. Это был четвертый отсек немецкой лодки времен Второй мировой. Смонтировали электрические и ручные приводы для управления вертикальными и горизонтальными рулями, станцию погружения и всплытия, перископы, управление торпедной стрельбой, одну из воздуходувок для продувки главного балласта. В ходе съемок на центральном посту, помимо меня, будут еще семь подводников. Их роль исполнят обычные каскадеры – им далеко до сенсохантеров, но не всем же заниматься столь опасным, хотя и безмерно увлекательным делом.

Мы регулировали клапаны, через которые в отсек будет поступать вода, устанавливали миникамеры, которые помогут Майклу управлять процессом затопления отсека. Камеры надо было замаскировать так, чтобы их не заметил опытный взгляд подводника сороковых годов. Потом устанавливали подводные звукоизлучатели, призванные создавать нужные звуковые эффекты. После этого я репетировал вместе с каскадерами: кто, когда и что делает.

За день до съемок бассейн заполнили водой. Проверка подъемников прошла успешно – отсек поднимался и опускался, имитируя всплытие и погружение лодки. Звукоизлучатели тоже работали нормально, создавая эффект близкого взрыва глубинных бомб. При этом компьютер создавал нужные движения отсека: его мощно подбрасывало. Протечек при этом не возникало. Оборудование было готово к сенсосъемкам.

Наступил момент, когда я и мои напарники, одетые в немецкую форму подводников, спустились в отсек. Я и еще трое были в офицерской форме, с белыми рубашками и черными галстуками, а четверо – в матросской с наглухо застегнутыми кителями. Я сам задраиваю люк и обращаюсь к напарнику:

– Майкл, мы готовы.

– Понял, – раздается из динамика знакомый голос. – Опускаю.

Я чувствую медленное перемещение – отсек погружается. Каких-то двадцать секунд, и мы под водой. Все на своих местах. Мое – у перископа. Я – командир большой океанской лодки U-182 капитан-лейтенант Николай Клаузен. Мы начинаем съемку.

Лодка только что поднялась на перископную глубину. Осмотрев горизонт, я вижу в окулярах то, что должен был увидеть: несколько английских и американских судов, эскортирующие их эсминцы. Дистанция великовата, но конвой приближается. Надо немного выждать.

– Вражеский караван, – с абсолютным спокойствием говорю я, оторвавшись от окуляров и оглядывая находящихся рядом подчиненных. – Ждем. Они подходят. Будем атаковать. – И теперь в переговорное устройство. – Господа, есть работа. Приготовить носовые аппараты.

Медленно тянется время. Наконец караван выходит на дистанцию стрельбы. У меня уже введено упреждение. Я выбираю самое крупное судно, как только оно попадает в перекрестие, я даю команду выстрелить из носового торпедного аппарата. Слышу густое шипение, с которым пневматический поршень выталкивает торпеду, и вновь ожидание. Попал или нет? Лишь через полторы минуты я вижу вспышку и взрыв, который разламывает судно. Некоторое время спустя приходит его звук, сильно ослабленный. Вторая торпеда не понадобится.

– Есть попадание. – Громко сообщаю я. – Господа, поздравляю. Пятое вражеское судно, потопленное нами за этот поход. Срочное погружение. – Я убираю перископ.