Сергей Чилая - Черновик

Он смирился и снова прилежно глотал таблетки и микстуры. И отгородился от публики психушки, накрывшись с головой шинелью, сшитой из кусков молчания, послушания и прикрытых глаз. А потом вспомнил и вытащил из памяти обломовский диван, и периодически с комфортом укладывался на него. Только те двое в шапках из газеты на головах досаждали, будто встали подле него на караул. И чувствовал себя то мавзолеем, то вечным огнем, и завидовал архитектору, который сумел избавиться от их опеки, хоть знал, какой ценой.

А двое, сменив объект караула, не спускали с него глаз даже ночью, устроившись на соседней кровати. И засыпая падали на пол с глухим стуком, будто тяжелые большие груши в осеннем саду, не умещаясь телами на узком ложе.

Он пытался задираться, кричал, оскорблял их прилюдно:

– Вы, мать вашу, вшивая чекистская креатура! Дериваты чертовы! Грязные сукины дети! Проваливайте! – Но те не реагировали. Только улыбались. «Похоже, эти двое сами постепенно сходят с ума от длительного пребывания в лечебнице», – думал он.

Эмма опять исчезла. Он постоянно задирал голову, чтобы взглянуть на небо, затянутое тучами, но она словно в воду канула. Ее не было там и в погожие дни.

Прошел месяц. Ему казалось, еще немного и станет по-настоящему есть цветы с клумбы. Архитектор тоже понял это и сказал у себя в буйном отделении негромко: – Попробуйте пристальнее вглядеться в настоящее.

Он услышал и спросил: – Что тогда?

– Увидите будущее.

И он продолжал пялиться в небо, надеясь увидеть Эмму. Смущался этим и стыдился. И смутно сознавал, что стал другим. Каким?

Зато выздоровевшая вместе с душою память услужливо восстанавливала историю его знакомства с Эммой. Теперь он точно знал, где и как ее найти. Знал, что ждет и готова вразумлять и направлять его, и споспешествовать в делах.

Следующий визит Эмма нанесла в Клинику. Упросила санитарку сообщить, что пришла и ждет. В тот день он вместе с Кирой Кирилловной оперировал больную с калькулезным холециститом и желтухой.

Профессор Кира матерно обругала санитарку и выгнала из операционной. Посмотрела на него, помолчала и снова принялась помогать: он накладывал анастомоз между двенадцатиперстной кишкой и общим желчным протоком. Больная была толстой, рана в правом подреберье узкой и глубокой. Он пожаловался вслух.

– Разве не ты оперирующий хирург? – поинтересовалась профессор Кира. – Доступ к больному органу – в твоей компетенции. Большой хирург делает большой разрез, маленький…

– Я дошел до позвоночника сзади, – обиделся он. – Если продлить разрез кпереди, послеоперационной грыжи не миновать.

– Если анастомоз не будет герметичен, послеоперационная грыжа не успеет развиться при любом размере раны. Надеюсь, понимаешь, почему?

Ассистенты зашивали рану. Профессор Кира отвела его к окну и сказала:

– Что за моду ты взял, приглашать в предоперационную своих девок. А если бы урологом служил или дерматологом?

Он промолчал, но Киру было не остановить: – Это из-за нее ты грозился в июле побрить мне подмышки? Отвечай! А как же твой роман с Лизой из травматологии, что топчется на месте несколько лет? Покажи мне ее.

– Лизу?

– Ты знаешь, кого.

– Эмму?

– У женщины с таким именем должен быть муж и, как минимум, любовник. Эта теорема блестяще доказана Флобером.

– Она еще ребенок.

– Показывай ребенка.

Вытянувшись в струнку, окруженная хирургами, Эмма застыла посреди длинного коридора Клиники, заполненного кроватями с прооперированными больными, которым не хватило места в палатах.

– …нет, не на перевязку, – донеслось до него. – И в кино не пойду, даже на дневной сеанс… и в ресторан тоже. Как вы сказали, называется? Нет, не фильм…

– Здравствуйте! – сказал он, счастливо улыбаясь и привычно теряя рассудок. – Это Эмма, Кира Кирилловна. Знакомьтесь.

– Здравствуй, ребенок, – строго сказала Кира и насупила брови. – Если хочешь поговорить с ним, ступайте ко мне в кабинет. Здесь тебе проходу не дадут. – Повернулась к хирургам: – А вам пора в Коллайдер на коммунистический субботник, мальчики.

– Мы тоже пойдем на субботник, – сказала Эмма, будто объявляла о походе на половцев.

Кира опешила от чужого безрассудства. – Хорошо. Ступайте! Если встретите там Ленина с бревном, не удивляйтесь. До свидания, ребенок.

Они шли по полутемному подвалу, уворачиваясь от тележек с операционным и постельным бельем, баллонами с кислородом и закисью азота. Обгоняли каталки с покойниками, которых санитары везли вереницей на вскрытие в морг.

– Движение, как на улице Ленина, – сказала Эмма, поеживаясь. – Только трамваев не видно. Сколько в день умирает в Клинике больных?

– Надеюсь, вы не только за этим пожаловали сюда? – начал раздражаться он. – Про субботник профессор Кира пошутила.

– Значит, Ленина мы не встретим?

Он не стал отвечать.

– Давай походим по подвалу, – попросила девочка. Мне надо рассказать тебе кое-что. Здесь найдется укромное местечко?

– Укромнее морга места не найти.

– Годится! – она обрадовалась так искренне, что он, приученный к ее странным выходкам, остановился потрясенный.

– Как мы доберемся туда?

– На каталках.

Они шли по грязному подвалу Клиники, кишащему тараканами с ладонь, и крысами, поедающими котов. Эмма так старательно вглядывалась в стены с редкими матерными надписями, что потеряла по дороге больничный халат, и в строгом костюме из дорогого твида смотрелась чужеродно и очень взросло. И видом своим торопила вопросы, чтобы рассказать главное. Но он не собирался помогать.

За их спинами к движению постепенно присоединялась подвальная публика с тележками, с каталками и без. На площадке переде моргом движение застопорилось. Она удовлетворенно оглянулась: – Рассказываю!

– Это еще не морг.

– Неважно. – И шепотом, не обращая внимания на любопытствующий подвальный народец, сказала: – Где-то здесь, в этом грязном подвале, пленные немцы, строившие Клинику по проекту моего отца, спрятали… – Теперь она шептала прямо в ухо: – …спрятали документ, добытый их научной экспедицией в Тибете или Гималаях. Документ, способный сделать его обладателя… сделать самым могущественным человеком планеты.

– Как колобок? Как Илья Муромец? Нет? А кто?

– Сразу этого не понять.

– Материальный мир основан на некоторых разумных принципах, которые исключают адекватные дискуссии на темы вроде «Консолидирующего воздействия Промысла Божьего», – сказал он. И впервые подумал, что сведения, заложенные в Носителе, могут обеспечить эффективную трансформацию вооруженной до зубов страны, продающей заграницу лес и нефть, в преуспевающее комфортное государство. И одномерная политическая диктатура, и старомодная вера в решающую роль пушек сменятся максимальным уровнем свобод, открытостью и четко прописанными перспективами. И КПСС перестанет быть руководящей и направляющей силой. А новая власть будет говорить только правду. И домотканая посконная страна, несмотря на закончившуюся индустриализацию, выбьется в лидеры мирового прогресса. И народ бросит пить. И станет вместе с приезжими осваивать знания и высокие технологии Мирового Разума из списка Носителя. И получать Нобелевские премии. А над всем этим будет царить дух личной свободы, предпринимательства и взаимоуважения самодостаточных граждан…