Вадим Тарасенко - Восставшие из Рая

А еще эти ненужные плоды приносили неплохой доход. В совковые времена хороший акушер-гинеколог вообще мог жить не хуже какого-нибудь министра мелиорации. Женщины хорошо платили ей за свое несостоявшееся материнство. А особенно если был поздний срок беременности, то есть, если плоду больше двенадцати недель и никаких медицинских показаний для аборта нет. Тогда надо было исправлять в карточках сроки беременности, а в особо запущенных случаях, то есть при очень больших сроках, аборт делался ночью, когда в клинике было минимум людей, а значит минимум лишних глаз и ушей. Конечно, работа тогда была грязная, все руки и грудь были забрызганы в крови. Ведь уже на двадцатой недели плод весит в среднем триста двадцать грамм и имеет длину 25 сантиметров! Это если двадцатая. А если тридцатая?! Почти два килограмма сорока сантиметровой плоти! И природа нисколько не помогает. Никаких рефлекторных сжатий мышц, выталкивающих плод наружу, когда пришел срок, шейка матки еще не так растянута, чтобы слиться с родовым каналом в один гладкий, хорошо смазанный тоннель, без всяких выступов, по которому плод скользит как сани по ледяному желобу. Такой плод можно только выковырять щипцами, кромсая его на куски, и раздавливая хрящи черепа. Грязная, но отлично оплачиваемая работа. За один такой аборт Любовь Владимировне платили столько же, сколько за год работы в клинике. Конечно, особо выпячивать свои доходы было нельзя. Это было чревато излишним вниманием обэхээсников со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но черную двадцать четвертую «Волгу», дачу всего лишь в тридцати километрах от Москвы, регулярный отдых в крымских санаториях, забитый до отказа всякой снедью «Грюндик» − это она могла себе позволить. Точнее они − она, ее муж, работавший стоматологом и дочь Ира. С развалом СССР и наступившим всеобщим хаосом Лидии Васильевне жить стало интереснее. Крах империи означал и крах мировоззрения, заложенного в его фундамент. Железный занавес в одночасье рухнул и на ошарашенных людей стал низвергаться красочный, вкусно пахнущий поток западных ценностей. Демократия, свобода личности, свобода информации − от вседозволенности кружилась голова, тем более, что советский репрессивный аппарат агонизирующее хрипел и конвульсивно дергался. Как-то враз появились люди ну просто с очень большими деньгами. На московских улицах, разбавляя волго-жигулевско-москвичевский поток, засверкали иноземным лаком мерседесы, бмв, ауди и прочие красивые штучки на четырех колесах. Ломясь от дорогой одежды, распахнулись бутики, слепили глаза своими витринами новые ювелирные магазины. Появилась новая цель в жизни. Не эфемерная − построить коммунизм, а вполне осязаемая и конкретная, обворожительная и роскошная. Упаковаться в модную одежду, разукрасить шею, руки, запястья презренным тяжелым металлом, усесться в кожаное кресло мерса или бумера, одной рукой обнимая длинноногую блондинку, а второй − мобильный телефон vertu и делая бабки прямо на ходу, подъезжая к роскошному двух, а лучше трехэтажному особняку за высоченным каменным забором. Дети в эту цель как-то не вписывались. Одни не хотели на них тратить ни времени, ни сил. К тому же после родов можно было поправиться или получить несколько складок − фи, какая гадость! У других на детей просто не было средств. Тут самим бы при такой жизни с голоду не сдохнуть.

Работы у врача-гинеколога высшей категории Емелиной прибавилось в разы: молодые замужние девчонки, испуганные пэтэушницы, а то и школьницы, холеные любовницы денежных мешков, все они, как ночные бабочки слетались под хирургическую лампу Лидии Васильевны. В разы возросли и доходы, которые теперь можно было не скрывать, а наоборот, подчеркивать их и гордиться ими. Двадцать четверку сначала сменила, в общем-то, демократичная Тойота Корола, а затем респектабельный BMW X5.

В девяносто восьмом за несколько месяцев сгорел от саркомы муж. Любовь Владимировна до сих пор помнит его угасающий взгляд, затуманенный болезнью и морфием, и его слова: «Все не так…». Больше он не сказал ни слова. И даже глаза больше не открывал. Так и лежал с закрытыми глазами: иссохший, пожелтевший и спокойный.

Сорок один год для здоровой женщины не возраст. И хоронить себя Лидия Васильевна не собиралась. Через полгода у нее уже был любовник − тридцати трех летний улыбчивый хохол Володя, приехавший в Москву на заработки. На Донбассе, откуда он был родом, заработать хоть какие-то деньги можно было, только спустившись под землю за углем.

«Ну и что это за гроши? − путая русские и украинские слова, говорил Володя, − за пятьсот зеленых спускаться на пятьсот метрив и на карачках шесть часов уголек долбать. А потом метан бах и тебе уже ничого не треба. Я так уже двоих своих корешей поховав. А у мене две дочери. Хто их кормить будет? Ахметов? Не будет! И я его своими мозолями кормить не буду!»

Володя в Москве работал на какой-то стройке, жил в убогой общаге и, конечно же, рад был переселиться в однокомнатную квартиру, которую сняла ему коренная москвичка возле Измайловского парка.

Стареющий женский организм, получив хорошую гормональную подпитку, расцвел и забурлил энергией. Лидия Васильевна даже сбросила пару килограммов, чему несказанно была рада, а еще больше она была рада вновь появившемуся блеску в глазах. Как то само собой удалось арендовать приличное двухэтажное здание в Замоскворечье, получить все необходимые документы и открыть частную гинекологическую клинику. И как-то само собой к ней приплыл и пост генерального директора Российского Фонда Планирования Семьи. Помогло одно давнишнее, с советских времен, знакомство с английским гинекологом Барбарой Хондей, ставшей у себя на родине видным функционером Международного Фонда Планирования Семьи (МФПС) со штаб-квартирой в Лондоне. Когда решался вопрос о новой кандидатуре генерального директора Российского Фонда Планирования Семьи − филиале МФПС, англичанка вспомнила о своей российской подружке.

К две тысячи двенадцатому году Лидия Васильевна уверенно восседала в удобном кресле генерального директора РФПС, имевшего более двухсот пятидесяти филиалов по всей стране и солидную зарубежную материальную помощь и была владелицей трех клиник: гинекологической, стоматологической и общего профиля. Все и во всем был порядок. Вот только этот чертов солнечный зайчик раздражал! Генеральный директор сердито сделала несколько шагов в сторону окна и резко задернула плотную штору.

«Вот так тебе!» − женщина с удовольствием посмотрела на свой стол. Яркое пятнышко света исчезло. Лишь матово блестел массивный темно-коричневый стол и лежащий на нем черный ноутбук. И вдруг какая-то неясная тревога, также мгновенно, как исчез зайчик, появилась в душе Любови Владимировны. Почему-то вспомнился угасающий взгляд мужа, его шепот на выдохе: «Все не так». Что не так? Больше десятилетия она отгоняла от себя этот вопрос, как отгоняют назойливую муху, сожалея, что не могут ее прихлопнуть.