Ида Петерс - Далекий остров Эолис

Харон проснулся позже обычного, но вставать не торопился, ему хотелось спокойно подумать. На сегодня у него была работа, привычная работа, очень нелегкая, но крайне всем необходимая. Формально он числился смотрителем маяка и получал вполне приличное вознаграждение от общины, но основная его обязанность никогда не афишировалась. Уже около сорока лет он переправлял жителей деревни и разбросанных по острову ферм и хуторов в то место, где душа окончательно избавлялась от бренного тела, чтобы обрести свободу, а в последствии новое пристанище. Но сегодня предстоящее мероприятие вызывало у него неприятное беспокойство. Возможно, причина в том, что парень, которым он должен заняться, чужак в здешних местах. Никто не знает, откуда он появился на острове, не запомнил его имени. Зачем он приехал сюда? Приехал, чтобы здесь умереть?

От непривычно долгого лежания тело стало затекать. Кряхтя, Харон откинул пестрое лоскутное одеяло и встал с кровати. С особой тщательностью занялся утренним туалетом, умылся у рукомойника, бритвой подравнял бороду и надел на фуфайку просоленный морской китель. Прошел на кухню мимо толстой черно-рыжей собаки, сладко спящей на крытой желтой подстилкой соломе. Когда прокопченный чайник уже закипал, а Харон нарезал овечий сыр на ломти хлеба, в кухню ввалилаь толстуха Марта. Она последнее время стала плохо слышать и тщетно пыталась это скрыть. Собака с озабоченным видом оглядывалась по сторонам, не забывая приветствовать хозяина интенсивным вращением пушистого хвоста. Мол, я давно не сплю, слышала, как ты встал, просто не хотела мешать. Харон тоже поприветствовал старую приятельницу, погладив благородную морду и потрепав за ухо, затем снял сушеную рыбину из развешенных на натянутой вдоль стены веревке и дал собаке, в коричневую глиняную миску на полу налил простокваши из вчерашнего молока. Оба завтракали в тишине, глуховатая Марта разбирала слова хозяина больше по губам, а рот у Харона был занят. Сама же собака пустой болтовни не любила, лаяла только тогда, когда считала это необходимым.

Домик Харона из просмоленных крепких бревен, превратившихся со временем почти в камень, приютился на небольшой площадке, выдолбленной ветром и временем в отвесной скале на берегу моря. С трех сторон его окружали каменные глыбы, одна из них была собственно стеной дома, а широкая выемка в ней позволила устроить проход в ущелье – дорогу, связывающую Харона с внешним миром. Грубо сколоченная дверь никогда не запиралась, на ней не было даже щеколды. Зачем? На острове не было ни диких зверей, ни лихих людей.

Харон был не прихотлив, и ему нравилось, что дом оставался в том виде, в каком оставил его дед. Ветряные мельницы, дающие ток всей деревне, находились совсем недалеко – фонарь на маяке работал от них – и Харон вполне был в состоянии оплатить подключение своего дома к электросетям, но даже сама мысль об этом ему была неприятна. Он подзаряжал свой телефон на маяке, а больше ему электричества и не требовалось. У него всегда имелся запас масла для лампы и дров для камина.

Харон подошел к краю площадки, с наслаждением вдыхая пропитанный солеными брызгами воздух. Белые, темные и светло-серые облака навалились закрыть солнце, но даже сквозь них, оно подсвечивало благородным серебром рябь моря. Харон посмотрел вниз и остолбенел… лодки на месте не было. Крепкая, несмотря на налет ржавчины, металлическая лебедка для спуска лодки на воду сиротливо постукивала опустевшими цепями. Харон осторожно присел на корточки и осмотрел дно у подножия скалы. Сквозь прозрачную, переливающуюся воду отчетливо видны были только бурые от водорослей камни. Лодки не было и на дне. Из-за охватившей его паники Харон никак не мог осознать произошедшее, он метался по площадке, зачем-то вытащил из воды цепи, на которые была подвешена лодка – он обычно закреплял их на лебедке, вставляя металлический клин в узел. Когда лодка спускалась на воду, Харон аккуратно вставлял клин в продолговатую выемку рядом с лебедкой. Сейчас тот валялся довольно далеко от лебедки. Сами размотаться цепи никак не могли. Зачем-то он осмотрел дно с боковой стороны площадки, как будто лодка могла туда переместиться. Лодка бесповоротно пропала.

Это была необычная лодка, на ее днище были прочно закреплены тяжелые булыжники, удерживаемые металлическими скобами. На воде держаться она не могла, да она и не была для этого предназначена. Она должна была двигаться не горизонтально, а вертикально, как лифт. В подножии скалы, почти у самого дна находился невидимый сверху подводный грот, из которого вел тоннель во внутреннюю пещеру. Во время приливов пещера наполнялась водой, а при отливе, в ней над кромкой воды открывался проход в последний тоннель, тот, из которого не было возврата – вода всасывалась туда неудержимо и никогда ничего не возвращала. Именно туда отправляли тела скончавшихся островитян. И сделать это мог единственный человек на острове – Харон. Он обладал редчайшим даром, мог находиться под водой до четверти часа. В детстве его за это дразнили амфибией. Периодически на острове непременно появлялся человек с такими способностями, вот и сейчас у одного из рыбаков рыжего Мартинеса подрастает сын, который может находиться под водой семь минут. Этого времени уже достаточно, чтобы спустить тело покойного к подножию скалы и, отталкиваясь багром от дна, провезти к пещере, чтобы там отвязать и отдать на волю стихии. Укрепленное днище лодки и резиновые страховочные ремни служат гарантией, что сопровождающий не последует за покойным во второй тоннель. Этот ритуал неукоснительно выполнялся на протяжении всей жизни старого Харона, а начало его теряется в дымке времени – никто не фиксировал сроков создания подводного кладбища, поскольку это было крайне секретное дело. Из-за повышенной секретности не использовали акваланг вместо уникальных лодочников. Многочисленными постановлениями строжайше запрещалось избавляться от трупов – это был ценный биоматериал для создания клонов. Если бы на материке узнали, что на острове уничтожают трупы, они смогли бы догадаться, что там живут люди. Конечно, удаленность и труднодоступность острова служит ему определенной защитой, но клоны очень упертые, они не будут считаться с затратами, если появится даже подозрение, что здесь живут не по их законам, а по человеческим.

Это началось очень давно и очень обнадеживающе. Человечество открыло для себя клонирование и с энтузиазмом взялось на совершенствование этого процесса. Научные открытия в этой области сыпались на головы обывателей одно за другим, и вот, наконец, свершилось. Вдова Перье получила клон своего погибшего в аварии сына, выращенного до того возраста, когда мать его потеряла. Дальше процесс двинулся лавинообразно, все хотели получить клоны своих близких, общества которых лишились по тем или иным причинам. Уникальный процесс был поставлен на поток, и через полвека почти половина населения земли состояло из клонов, а еще через три десятилетия доля живых людей среди обитателей планеты не превышала пятнадцати процентов.