Сергей Чернявский - Снятся ли зомби мёртвые овцы?

– Значит так. Нужно собрать деньги, и нужны добровольцы.

– Я пойду, я уже знаю дорогу.

– Молодец, сынок, – Мак-Леод похлопал его по плечу.

Собрали денег, добровольцами вызвалась старая команда, только Фиби наотрез отказалась идти вместе с Майком. Взяли другого: здоровяка с неряшливой трехдневной щетиной и безумным взором. Правда всё, что говорили – выполнял безропотно и силы имел на троих. А татуированный остался, во всеуслышание с безразличным тоном заявив, что не очень-то и хотел. А Фиби прошипел, прижав в уголке:

– Всё равно ты сюда вернёшься, никуда от меня не денешься!

Молодая женщина вырвалась и поскорее выбежала из участка.

Едва только выйдя на улицу, Андре сразу же их заметил. Бредущих к ним зомби можно было различить невооружённым взглядом: тёмная масса в конце улицы.

– Христос милостивый, как же их много, – охнула Фиби.

– Значит, нужно идти быстрее, – закончил Андре, и пошёл вперёд. Остальные потянулись за ним.

До магазинчика Большого Джима добрались минут за десять. Зашли внутрь. Фиби ахнула, закрыв рот ладошками. На полу между стеллажей валялось мёртвое тело, с простреленной головой и тремя дырками в спине. Часть полок была порушена, продукты валялись на полу, распахнутые холодильники парили холодом.

– Что же здесь произошло, во имя Христа, что же произошло? – шептала женщина, теребя шейный платок и не решаясь идти дальше.

– Успокойтесь, вы себя задушите, – Андре уверенно принял роль лидера. – Мистер Джим! Вы меня слышите? Вы.. живы?

– Кто там? – ответил бас из глубины магазины.

– Это Фиби! – привставая на цыпочках, крикнула молодая женщина. Она пыталась увидеть его над стеллажами, но не могла. – Где ты, Джим?

– Я здесь, около кассы. Подходите, не бойтесь, здесь больше никого нет.

Они осторожно пробрались сквозь разгром. Рядом с прилавком на стуле сидел толстяк и флегматично бинтовал предплечье. Сквозь белую марлю проступала кровь.

– Во имя Христа, Джим, что случилось?!

Большой Джим блаженно улыбнулся, будто ничего не произошло.

– У меня были покупатели. Первый вёл себя неадекватно, поэтому я попросил его удалиться. Но он что-то мычал неразборчиво, цеплялся за меня, лез к голове и никак не хотел уходить. Тогда я решил совершить грех и вытолкнуть его силой. Мы с ним поборолись, и в один момент он взял и укусил меня за руку. Прав был Будда: насилие – это неправильное поведение.

Фиби зажала рот ладошкой.

– Джим…

– Я его оттолкнул, и тут появились ещё два покупателя. Они застрелили первого, потом сказали, что я им должен за спасение, и забрали продукты, что смогли унести. Я не мешал. Ещё они сказали, что деньги мне теперь ни к чему, и обчистили кассу. И тут я не нашёл, что им возразить.

– О, Джим… – глаза кокетки заблестели брильянтами.

– Фиби, дорогая, не расстраивайся, – необъятный толстяк искренне улыбался, щуря глаза. – Как учил Будда, всякое существование принципиально является страданием. Для меня ничего не изменилось. Мне лишь жаль, что я не успел пройти по пути просветления до конца. К тому же, ни один из буддийских текстов не описывает нирвану положительно, так что – кто знает, что меня ждало бы в конце.

– Джим… – она присела рядом с ним, он аккуратно погладил её ухоженные волосы, забранные на правом виске шпилькой.

– Вы пришли за продуктами? Берите, берите всё. Это мой вам прощальный дар. Друзья Фиби – мои друзья. Просто вспоминайте иногда Большого Джима Везе хорошим словом, ладно?

Фиби расплакалась. Джим обнял её за плечи, прижал к себе, а мужчинам кивнул, мол, не стойте.

Нагруженные хлебными изделиями, водой и всякими полуфабрикатами, они вышли из магазина вместе с хозяином, вызвавшимся их немного проводить. Безоблачно синее небо, такой дивный летний день. Хотелось бы радоваться этому, если бы не шаркающие по асфальту зомби, вносившие в благолепную картинку вонь разлагающейся на жаре плоти.

Двое были уже рядом, в нескольких шагах. Уже протянули вперёд корявые как ветви высохших деревьев руки, уже распахнули чёрные провалы ртов… Джим обречённо вздохнул, поднатужившись, поднял уличную скамейку и швырнул. Их придавило, и мертвецы скребли конечностями по асфальту, будто приколотые жуки.

– Надо бы им головы отрубить, – сказал длинноносый Клерк. Белая рубашка с короткими рукавами посерела между лопатками.

– Нельзя, – улыбнулся толстяк, – даже то, что я сейчас сделал – великий грех. Поспешите, их тут ещё много.

Помахав рукой им вслед, Джим отправился по ближайшим дворам, с тревогой осматриваясь. За себя он уже не боялся. «Через пару кварталов отсюда – кладбище. Надеюсь, эта зараза его не затронет. Нет ничего ужаснее надругательства над местом последнего приюта близких…» Джим набрал собачьих цепей и вернулся обратно к себе в магазин, уходя от встреч с медлительными зомби. Их бормотание и мычание было единственными звуками в округе. Птицы и домашние животные исчезли, убравшись подальше от этой двуногой смерти. Солнце стояло высоко, и бродившие трупы немилосердно смердели. Большой Джим понюхал тогу, поморщился. «К запаху пота прибавился запах гнили. То ли въелся, то ли это я уже начинаю…»

Он не стал закрывать дверь в магазин, вдруг ещё кто-нибудь за продуктами придёт. Джим прошёл к себе в подсобку, открыл дверь, ведущую в подвал, ступил на цементную лестницу, зажёг свет. Оглянулся на магазин, будто в последний раз, запер за собой замок, вытащил ключ и просунул под дверь. Теперь, даже если захочет, он не сможет открыть её изнутри. Дело сделано, мосты разрушены, даже как-то полегче стало. Джим спустился вниз. Тусклая лампочка высветила небольшую жёлтую статую улыбающегося Будды, сидящего в позе лотоса, и хоровод незажжённых свечей подле. Джим пока отбросил цепи в сторону, занялся зажиганием свечей. Обстоятельно, неторопливо запалил фитильки, поправлял неровно стоящие восковые цилиндрики. После отключил электричество. Голый унылый подвал, с тонкими плетёными ковриками на полу, стал уютнее. Кажется, статуя улыбнулась шире. Дрожащие огоньки отражались на её гладком металлическом теле, широком открытом лике, рисовали тени в складках одежды. Толстяк постоял, заворожённый этим зрелищем, потом вернулся к цепям. Закрепил их одними концами на трубах, несущих колоннах, батарее, другими же замотал руки и ноги, приковав себя к своему подземелью. Покряхтывая, сел напротив Будды, повторив позу. Закрыл глаза, глубоко вздохнул и погрузился в транс. Буддизм предполагает постижение сущего за счёт собственного опыта, что ж, нечто подобное ему и предстоит пережить. Жизнь в нём сгорит, как эти свечи и на месте её возникнет что-то новое. Что-то, чему он пока не имеет определения. Но Джим смиренно полагался на Будду, веря, что свято чтимые им догматы помогут ему и в той, следующей не-жизни.