Array Сборник - Социум. Антология социальной фантастики

– А потом?! Что потом?! – крикнул Саймон.

– А потом было чудо, – ответил Мигулис. – Был шум, была драка в темноте, лязг, а когда зажегся свет, на полу лежали трупами все самые крупные воины Сансана, уже не знаю, сколько их было, дюжина наверно. А у выключателей стоял здоровенный рослый парень: с виду совсем юный, но ростом выше рецидов головы на две – крепкий такой, складный, подтянутый, и одет в смешной такой карнавальный костюм мушкетера: плащ самодельный, шпага… Саймон, ты не поверишь, у него была самая настоящая шпага, как из музея, – блестящий штырь с рукояткой, длинный и острый.

– И это был Нэйджел? – догадался Саймон.

Мигулис улыбнулся.

– Да, это и был Нэйджел.

– Но, подожди… – Саймон пытался сообразить. – Нэйджелу было три года, когда он пропал! С тех пор прошел всего год!

Мигулис помотал головой.

– Нет-нет, что ты! – удивился Мигулис. – Это же не человек! Этот парень был молодой рецид, но только здоровенный и сильный, как на Большом Шелле. И очень умный. Он зажег свет, снова сделал пару молниеносных выпадов шпагой – и проткнул еще пару воинов, ты ж знаешь, только они и могут двигаться с такой бешеной скоростью. А потом на глазах оставшейся мелочи спокойно подошел к Сансану и сказал: «Ты оскорбил маму Августу, ты напал на мое племя, и сейчас ты умрешь…»

– На каком языке он это сказал?

– Ты знаешь – не помню. Наверно, на местном. Нэйджел говорит без акцента на двух языках. А дальше была стычка, но очень короткая: просто раз – и все… Мы потом рассматривали запись с камеры: Сансан выхватил топоры и бросился на него, а Нэйджел ловко ушел вбок и оттуда ткнул шпагой под боковую пластину, где у них двигательный ганглий. Я думаю, Сансану вообще не на что было надеяться – Нэйджел владел шпагой мастерски, а рециды не знают ни огня, ни железа. Остальные воины растерялись, и Нэйджел знал, что они растеряются. Он подошел к Августе, помог ей подняться, обнял и поцеловал. А потом в оранжерею забежала толпа рецидов сверху – видно, кто-то из воинов успел открыть шлюз. И тогда Нэйджел сорвал с тела Сансана жетон ЦУБа, еще в крови Дженни. Он надел его себе на шею и крикнул: «Я убил Сансана, я ваш новый Сансан! Я Нэйджел, единолуп, я научу вас жить по-другому! Поклоняйтесь мне!»

– А они что?!

– А что им оставалось? Это же ритуал: кто убил вождя в поединке, тот вождь.

Саймон тряс головой, не в силах осмыслить.

– Подожди, но кто он, Нэйджел? Откуда он?

– Ты еще не понял? – усмехнулся Мигулис. – Вот и мы не понимали до последнего. Августа вырастила личинку.

– Но они же… каннибалы и звери! У них же родовая память! Они тупые и жестокие!

Мигулис снова покачал головой:

– Смотря как воспитывать и чем кормить. Если твой род прилетел в незапамятные времена на отравленную планету, где из еды только капуста, а из мяса только соотечественники – то можно за несколько поколений деградировать до звериного состояния. Так говорит Херберт. Но, оказывается, можно и обратно…

– Но… – Саймон не мог поверить. – Как Августа об этом знала заранее?

– А она не знала. Просто пожалела личинку, взяла себе и вырастила.

Саймон вдруг отстранился от Мигулиса, и на его лице мелькнуло неприятное выражение:

– Слушай, ты! Журналистишка! Ты же все это сейчас придумал специально для меня, да? – Он вскочил, схватил Йозефа за рубашку и заорал в лицо: – Ты же придумал это! Придумал, сознайся!

Мигулис аккуратно отцепил его руки и встал.

– С чем тебе удобнее жить, Саймон, так пусть и будет, – ответил он. – А мне пора на рейс, прощай.

Он закинул за спину мешок и вышел из кафе.

– Ты придумал это! – снова крикнул Саймон с отчаянием. – Не было никакого Нэйджела!

Все, что кругом, называется землей, а мы – люди. Люди бывают правые славные, правые верные и никакие. Мы – никакие. Отец объяснял, что это очень хорошо, потому что правые славные воюют с правыми верными, а никакие не воюют ни с кем.

Нас, никаких, четверо. Отца зовут Галиб, волосы, глаза, усы и борода у него черные. Отец очень сильный и ничего не боится. Маму зовут Ольгой, у нее светлые волосы и длиннющая коса, чуть ли не до земли. Мама самая добрая и красивая на земле, так говорит отец, но мы и без него знаем. Брата зовут Рашид, мы с ним родились в один день, и сейчас нам по десять лет. Мы одного роста, и лица у нас похожи, только Рашид черноволосый, как отец, а я светло-русый, как мама, и зовут меня почти как ее: Олегом.

Мы живем в доме, который построил отец, когда мы с Рашидом еще не родились. Стоит наш дом на поляне, а вокруг нее лес, в котором живут зверюги. Отец на зверюг охотится, он часто уходит в лес и берет с собой нож, топор и лук со стрелами. Из мяса зверюг мама готовит всякие кушанья, а из шкур шьет одежду. Когда мы с Рашидом подрастем, мы тоже будем охотиться, отец говорит, что уже скоро.

Лес тянется от дома на все четыре стороны, которые называются север, юг, восток и запад. На севере за лесом лежат гиблые земли, там раньше был город, от которого ничего не осталось. Если гиблые земли обогнуть, то начнутся места, где живут правые славные, но отец туда не ходил и говорит, что не пойдет никогда, нечего ему у правых славных делать. На юге, в трех днях пути, болото, за ним пустая земля и горы. Там, в горах, живут правые верные, отец пару раз до пустой земли добирался, но вспоминать об этом не любит и нам не рассказывает. На восток от дома лучше вообще не ходить, там в лесу живут зверюги, охотиться на которых нельзя, потому что они сами на кого хочешь охотятся. И только на западе лес хороший, редкий, грибной и черничный, а если утром выйти, то вечером доберешься до реки, по берегам которой растет малина. Мы прошлым летом с отцом ходили и этим пойдем: малина – вкуснее некуда. Купаться, правда, в реке нельзя, не то что в ручье, который прямо рядом с домом. Это потому, что в ручье водятся головастики, а в реке – настоящие чудовища, одна только рыба-крокодил чего стоит.

Отец говорит, что раньше никаких рыб-крокодилов не было, и крысьих волков, что живут на востоке, не было, и медвежьих кротов, которые тех волков ничуть не лучше. Появились эти зверюги, потому что была война. Давно, еще до того, как родился отец. Затеял войну человек по имени Христос, который был у правых славных самым главным. Он невзлюбил другого человека по имени Аллах, который был самым главным у правых верных. Они ополчились друг на друга и начали воевать, а потом друг друга укокали и еще много всяких людей заодно. Так что войну проиграли все, выиграл один Шайтан.

Вопрос, кто затеял войну, очень важный, потому что стоит об этом заговорить, и мама с отцом начинают ссориться. Это оттого, что мама думает наоборот – будто виноват не Христос, а Аллах. Что, дескать, Аллах этот собрал правых верных, всех вместе, а место, где они стали жить, назвал исламским государством. Из этого государства, мама говорит, бомбы и прилетели. Мол, украли их где-то правые верные, бомбы эти, оттого и война началась. Отец как про краденые бомбы услышит, сразу сам не свой становится и начинает браниться. А больше он с мамой никогда не ссорится и не ругается на нее, хотя на нас иногда и покрикивает.