Марина Калмыкова - Горный блюз

Вот и послушай, дорогой читатель, как все сложилось. Про гору Азов или нет тут речь идет – неизвестно, мало ли гор по миру раскидано. А вот начало было такое или почти такое же, как у Бажова П.П. в сказе «Дорогое имячко»:

«А там, слышь-ко, пещера огромадная. И все хорошо облажено. Пол, напримерно, гладкий-прегладкий, из – самого лучшего мрамору, а посредине ключ, и вода, как слеза. А кругом золотые штабеля понаторканы как вот на площади дрова, и тут же, не мене угольной кучи, кразелитов насыпано.

И как-то устроено, что светло в пещере. И лежит в той пещере умерший человек, а рядом девица неописанной красоты сидит и не утыхаючи плачет, а совсем не старится. Как был ей восемнадцатый годок в доходе, так и остался. Охотников в ту пещеру пробраться много было. Всяко старались. Штольни били – не вышло толку. Даже диомит, слышь-ко, не берет. Хотели обманом богатство добыть. Придут это к горе, да и кричат слова разные, как почуднее. Думают, не угадаю ли, дескать, дорогое имячко, которое само пещеру откроет.

Известно, дураки. Сами потом как без ума станут. Болбочут, а что – разобрать нельзя. Имена, слышь-ко, все выдумывают. Нет, видно, крепкое заклятие на то дело положено. Пока час не придет, не откроется Азов-гора. Одинова только знак был. Это когда ещё батюшка Омельян Иваныч объявился и рабочие на Думной горе собираться стали. Так вот старики наши сказывали, будто на то время из Азов-горы как песня слышалась. Розно мать с ребёнком играет и веселую байку поет.»

Долго девка сидела у тела любимого, много слез вылилось из ее прекрасных волшебных глаз. Не нашелся никто, кто имя бы ее угадал, да и поняла она за это время, что не найдется такого. В сказе то как – золото для людей силу должно потерять, равно как для животных должно стать оно – элементом окружаюшей среды, не более. И люди тогда другие родятся, и богатством не кусок металла станет, а личные накопленные качества и силы.

Был такой– имя ее знал, да вот он, мертвый лежит перед ее взором. Не истлело ни тело, ни одежда, ровно живой лежит. Но ее не обнимет, не поцелует. А ей восемнадцать. И не старится она телом, но душа ее с годами дряхнет, сохнет, черствеет, в камень превращается. Да не в драгоценный, а в булыжник обыкновенный. Приснился ей как-то давно сон – с дитятком она играет, щекочет его, а дятятко смеется, заливается. Колыбельная тогда ей пришла в уста, та, что мать ее когда-то ей пела. Вот тот смех и песню из ее волшебного сна и слыхивали старики, да давно это было, не упомнить. А сейчас – что станет девушке утешеньем, что станет счастьем ей?

Это нам кажется, что в горах все неподвижно, что жизни нет или застыла она в каменных тисках. Нет, там свои силы, свои духи обитают. Бывает, что выходят они к нам, смешиваются с нами, живут бок о бок, приглядываются, а после возвращаются к себе, оставляя нас в недоумении и печали о непознанном.

Так и девушка эта оставила все свое в пещере и пошла в мир, к людям – посмотреть на них да себя, как говорится, показать.

Время у нас сейчас такое, что на голого, да бывает, что и на мертвого, человека на улице не всегда обратят внимание. А на девушку с длинной черной косой, в блестящем зеленом узком платье, идущую босиком с холщовым мешком через плечо прямиком в ломбард – и подавно. Хоть и городок маленький. Хоть и зима на дворе.

И в ломбарде мужчина больше камушки рассматривал, да песок золотой, чем на девушку смотрел. Хотя глазищи изумрудные запомнил на всю жизнь. Снились они ему всегда в ночь накануне несчастий. Смотрят в упор, будто поглотят сей час, то гаснут, то с новой силой сверкают. И думал, гадал он потом – предупреждают ли эти глаза его по ночам о надвигающихся бедах, или сами эти беды пророчат?

Обманул ведь он тогда девушку, жадность взыграла в нем, подумал, что какая такая деваха сумасшедшая – почти нагишом в мешке сокровища таскает. Решил про себя, если придут кто за сокровищами – родственники ли ее, или органы какие правоохранительные, то отдаст все, нет – себе оставит. Дал он девице не мало, но раз в пятьдесят меньше, чем надо было. А та не торговалась, ухмыльнулась, глазищами сверкнула и была такова. Мужик то вроде одумался на минутку, выскочил в метель за ней – нет ее уже, след простыл. Ну он и думать забыл через некоторое время. Разбогател, да не был счастлив в жизни. А мы про него не будем, другую историю тут рассказываем.

Девушка зашла в торговый центр и через некоторое время оттуда вышла одетая как почти все девушки городка. Ей не нужно было спать, есть, пить. Ей необходимо было присмотреться к людям и понять – кто из них выглядит счастливым? Ей тоже так хотелось. И побыстрее. Потому что сердечком своим она оставалась в пещере с любимым.

Поначалу девушка зашла в несколько торговых центров, на рынок. Она видела, как загораются лица тех, кто делает покупки. Но стоило им выйти из магазинов, как лица становились опять блеклыми. Она прошлась по ресторанам и кафе, и видела, как люди выглядели более счастливыми, когда вкусно ели и много пили, но на следующий день они страдали от таких возлияний. В салонах красоты люди становились внешне более привлекательными, но счастья им это не добавляло. В спортивных залах люди тренировали тело и это приносило им радость, но до счастья было далеко. И когда она зашла в парк на детскую площадку, она поняла – ей нужен ребенок. Мамы, папы, бабушки, дети – все были счастливы! Даже если и выглядели (особенно мамы малышей) усталыми и сонными. Она захотела стать матерью, заботиться о ребенке, растить его, радоваться каждому дню, проведенному с ним.

Но самой ей ребенка родить нельзя. Так уж устроена ее сущность. И только земная, обычная женщина может родить ей его. Ее ребенка. Но нужны два камня, мужской и женский. Женский у нее есть. Вот он, на шее висит сколько она себя помнит. А мужской… Придется проститься с любимым. Зато у них будет общий ребенок. Если та женщина отдаст малыша ей. Что ж, девушка постарается, чтобы отдала.

Девушка вернулась в пещеру.

История здесь умалчивает подробности о том, каким образом девушка получила мужской камень. Для нас достаточно знать, что он у нее появился ранней весной, когда зажурчали первые ручейки и показались первые проталинки.

Но девушка не видела просыпаюшейся природы. В черном сверкающем платье сидела она на гладком полу пещеры и роняла слезы, которые превращались в хрусталинки и ,переливаясь, могли бы порадовать, окажись на шее, любую модницу. Девушка в пещере была одна. Но на шее у нее перешептывались два чудесных камня неизвестной породы – мужской белый и женский красный. Они касались друг друга гладкими боками и вздрагивали от удовольствия, слегка искрясь.

Вера Аркадьевна шла распускающимся парком домой. Тонкий, сладкий аромат молодых листиков будоражил ее, как в юности. Изумрудные тона вокруг наполняли тело легкостью, грацией. «Все легко и хорошо, легко и хорошо», – в такт шагам носилось в голове у Веры Аркадьевны. Но вдруг наверху резко и неприятно вскричали грачи, будто выдернули ее из весны, говорили ей – твоя весна прррошла, прррошла. Вера Аркадьевна что-то так разволновалась от такого перепада чувств, что махнула своим дорогим портфелем в сторону грачей, да не удержалась на высоких каблуках – упала.