Надежда Гусева - Не к ночи будь помянута

Холодильник другой, не мой, это не важно. Чёрт! Почти ничего. Картонная коробка, на ней – счастливый толстый малыш. Знакомый вкус.

Я села на пол и съела всё, что нашла – остатки сахара, детское питание из коробки, старую заварку из чайника, сухую манку из банки, поломанные кусочки печенья. Потом снова долго пила холодную воду, поднося её горстями ко рту.

Теперь, когда самая важная потребность была удовлетворена, я впервые задумалась о своём положении. Я посмотрела на себя, на своё тело. Голая и худая, я была вся покрыта, обсыпана серым порошком, отвратительным, дурно пахнущим, будто вековая пыль на мумии.

Я встала на нетвёрдые ноги, снова чуть не упала, и по стене, по коридору – скорее, скорее, поспешила в сторону ванной.

Горячая вода не пошла, а может, я просто не смогла справиться с очередным хитрым смесителем. Я нашла на раковине небольшой обмылок и, замирая от холода, принялась тереть себя краем мокрого полотенца. Потом направила на себя ледяной душ, смывая серую грязь. Ноги от холода совсем онемели, пальцы рук перестали слушаться. Я выключила воду и, стуча зубами, вылезла из ванной. Обтереться, закутаться. Только чтоб чистое. Недолго думая, я дёрнула на кухне занавеску. Гардина упала со звоном, цветастая тряпка легко оторвалась. Фу! И тут этот застарелый запах. Нет, ничего не надо. Чтобы согреться, я подпрыгнула несколько раз. Тело слушалось безупречно. Я помахала руками, подрыгала ногами, потёрла щёки.

И остановилась, испуганная собственными мыслями.

Что же теперь? Кто я? Что мне делать?

Я стояла посреди порушенной кухни – мокрая и голая. И ужас происходящего начал потихоньку доходить до меня.

Этого не может быть, этого просто не может быть.

Это неправильно. Так делать нельзя.

Это сделал он, больше некому. Сукин сын.

Я медленно пошла по квартире. Ни за что не войду в проклятую комнату – тюрьму, где я целую вечность медленно и неподвижно сгнивала, где потеряла человеческий облик и человеческую личность. Я сделала ещё шаг по коридору мимо книжного шкафа, и вдруг отпрыгнула в ужасе. Впереди кто-то пошевелился. Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что это моё собственное отражение зыбко подёрнулось в огромном зеркале.

Зеркало в ореховой раме. В тёмном углу прихожей. Сердце снова забилось тревожно. Сейчас я увижу всё. Я зажмурилась и попыталась успокоиться.

Один. Два. Три. Четыре. Пять.

И тут. Щёлк. Далеко в темноте открылась дверь подъезда.

Это за мной. Хочет убедиться, гад. Это он, больше некому.

Скорее! Опьянённая страхом и злостью, сама не понимая, что творю, я сначала бросилась прятаться. Глупо, глупо!

Шаги по лестнице.

Я рванула створку шкафа и рывком вытащила из него кучу чужого барахла. Чёрт! Где все мои вещи?

Шаги почти у двери. Что сейчас – зима, лето? Да какая разница! Я схватила первую попавшуюся тряпку, старое пальто, какую-то пару обуви, опрометью кинулась в гостиную, быстро открыла балконную дверь, швырнула вещи вниз, перекинула ноги через барьер, присела, схватилась за основания гипсовых балясин, на секунду повисла на руках. И сорвалась вниз. Земля со свистом устремилась навстречу. Оглушительно и больно ударило. Я упала, как кошка, на согнутые ноги и руки, только чуть-чуть приложившись лбом, и сразу поднялась. Голова кружилась, но приходить в себя было некогда. Нащупав рядом с собой вещи, я бросилась бежать, спотыкаясь на каждом шагу. Невдалеке темнели кусты, я влетела в них, и только там, в сыром мусорном кленовнике, тяжело отдышалась, ухватившись за ствол деревца. Одежда. Какое-то дурное платье. Хоть что-то. Я оделась, сунула ноги в короткие сапоги и, пригнувшись, выглянула из укрытия.

Наверное, начало осени. И пахнет осенью. Мой дом. Почти не изменился. Мой балкон.

Он стоял на балконе, тёмно-серый на сером фоне стены, и вглядывался сквозь седой утренний туман. Ищет. Я не понимала, зачем я нужна ему, и не хотела об этом думать. Но одно то, что он скользит глазами, всматривается; то, что он удивлён, возмущён и злится, вызывало чувство негодования, опасности, но вместе с тем – шальное ощущение победы.

Было холодно. Я накинула старое тяжёлое пальто и побежала. Я не узнавала ничего. Тут был приём стеклопосуды. А рядом – молочный магазин. Или это дальше? Исчезли все деревянные дома. Забор. Стройка. Я спохватилась, что бегу по разбитой дороге и могу оказаться у всех на виду. Свернула в овраг. Я задыхалась. Ноги ослабели и не слушались. Нет, надо быстрее – уйти, спрятаться, чтоб никогда его не видеть, и пусть смотрит, и пусть бегает и разыскивает.

Добравшись до густых зарослей, я залезла под кусты и, держась за грудь, повалилась на жухлую траву, на песчаную землю. В боку кололо, в животе нарастала боль. Я скрючилась пополам и меня стошнило. Стало немного легче.

Некоторое время я бессмысленно лежала на земле, оглядываясь вокруг, привыкая. Надо мной густо кустились невысокие ивы, ветер шевелил их узкие листья. Почти все они были ещё зелёными, лишь слегка тронутыми жёлтой растительной сединой. Меж серых облаков сквозило голубое утреннее небо. По бежевой гладкой ветке ползла божья коровка. Я заворожённо следила, как, цепляясь за незаметные неровности, перебирают крошечные чёрные ножки. Надо же, будто маленькая лакированная шкатулочка. Сорвавшийся лист упал мне прямо на лицо.

Надо взять себя в руки. Думать. Надо с чего-то начать.

Вариантов нет. Только один человек на всём свете. Только один адрес. Он поверит, он точно поверит. И что-нибудь придумает. А если нет – тогда… Не в первый раз. Сначала, так сначала.

Нужно было отдохнуть, хотя бы немного. Но солнце поднималось. Времени не было.

Человек с оригинальным именем Иван Козлов учился на другом факультете, но славился повсеместно великомудрыми изречениями и теориями.

– На самом деле легко определить – неудачник ты или нет, – вещал он. – Просто посчитай, сколько раз за день тебя беспокоят по очень важному поводу в то время, когда ты, положим, кушать изволишь, или сидишь, извиняюсь, на толчке. Ну, или ещё чем интересным занимаешься.

Я посчитал. Неудачник без вариантов. Я решил с этим бороться, и нашёл простое решение. Раз уж меня доставали в ситуациях, требующих интеллектуального или физиологического покоя, я стал просто отключать в это время телефон. Это мне, однако, даром не прошло. Именно в эти минуты мама как раз намеревалась связаться со мной. Естественно, раз уж трубку я не брал, со мной должно было произойти нечто страшное. Скорее всего, я должен был попасть под машину. То обстоятельство, что телефон при этом, скорее всего не пострадает, и кто-то уж точно ей ответит, не бралось в расчёт. Пришлось смириться с кармой и наживать язву желудка.

Сегодня мне везло. Во-первых, было воскресенье, и я выспался. Никто не дёрнул в шесть утра, как это частенько бывало. Даже кот больше не орал. Во-вторых, у меня была еда. Много замечательной еды, целый холодильник. В-третьих, можно было совершенно безнаказанно не делать ничего целый день.