Виктор Новоселов - Сладких снов

«Вы ошибаетесь, я могу убить», – подумал я, но вслух этого, естественно, не мог сказать.

– Вы к каждому находите индивидуальный подход? Говорите, как по писанному.

– Разумеется, – Аркадий Борисович немного смутился. – К каждому нужен свой подход. Ситуация, когда возникает аномалия в мозгу подобной вашей, при которой невозможна установка устройства, не поддается систематизации. То есть, не выделено каких-то групп риска, которые поддержаны аномалии. С равной вероятностью таким человеком можете быть вы или Евгений Петрович или коренной житель Гренландии. Поэтому нам пришлось к каждому человеку искать индивидуальный подход. Как показывает ваш случай иногда не совсем удачный.

– И что теперь делать?

– Хотите честно?

– Пожалуйста.

– Я думаю, что вам это нужно даже больше, чем нам.

– Неужели?

– Мы уйдем в хранилище и уснем. Нам будет все равно, что творится в мире, хоть апокалипсис. То, что мы до сих пор не отошли ко сну, говорит только о том, что мы оказались чуть более ответственны, чем другие. На нас была возложена миссия доставить вас сюда и объяснить суть ваших обязанностей. К каждому хранилищу приписана такая группа, состоящая из научного работника и вооруженного отряда. Я сам слышал как по радио сообщалось, что какие-то группы не нашли свою цель. Некоторые по каким-то причинам отказались ее искать. Но мы это сделали, наша миссия завершена, и теперь мы можем уйти в мир грез, плевав на все. Но вы же не можете этого. Мы уйдем, а вы останетесь. Всем нужен смысл: смысл того, что мы до сих пор не спим, в том, что у нас есть задача доставить вас сюда. Теперь мы свободны. А какой смысл жить у вас?

– Я… Ну, я точно не вижу смысла в том, чтобы продлевать вашу жизнь.

– Это с одной стороны. С другой, в вашей жизни будет цель. Спасать жизни людей, которые подобно вашей жене, погрузились в сон. Ей вам не удалось помочь, но ведь люди в хранилище тоже чьи-то мужья, жены, сестры, братья, дети, родители. У вас есть шанс помочь им, у вашей жены не было такого шанса. А у них есть, благодаря вам.

Я смотрел на него и ужаснулся. По его суровому взгляду я догадался, он понял, что случилось с моей женой. Он все понял. Он понял, что я сделал, он понял, кто разгромил архив. И теперь использует это против меня. Хоть и без охоты, но бьет в самое больное.

– Вы очень страшный человек, Аркадий Борисович.

– Приходится, – мрачно улыбнулся он. – Давайте тогда уж прямо! Таким образом, я предлагаю вам искупить вину.

– Это логично, но очень уж больно. Как вы догадались?

– Я, так сказать, бил наугад. Вы заметно нервничали, когда разговор коснулся вашей жены и разгрома архива. Все мои доводы вы отмели, поэтому я попробовал ударить в эту больную точку, а дальше вы сами сознались.

– Очень жестоко.

– Зато действенно. И ведь, если подумать, когда мы уснем, вы останетесь один на один с самим с собой, с тем, что вы сделали. Если вы останетесь здесь, то у вас есть смысл жить так, чтобы помогать людям. Если вы уйдете, боль со временем станет нестерпимой и сведет вас с ума.

– Я, честно говоря, не знаю, может я уже сошел с ума. А вы не более, чем галлюцинация. И в данный момент я на самом деле сижу в лесу и беседую с деревом.

– Простите за грубость, но для подтверждения реальности вам не хватило удара Евгения Петровича?

– Может мой мозг так все изобразил? А на самом деле я с размаху намеренно ударился головой о какой-нибудь предмет.

– Вы переливаете из пустого в порожнее.

– Все похоже на очень странный, фантастический сон. Вот! Например, откуда здесь свет и тепло? Вы сами говорили, что энергосистема разрушена.

– Артем, – опять снисходительная улыбка. – Разумеется, в хранилище есть собственный источник энергии. Я не буду говорить вам о том, какое топливо используется в нем, поскольку это может вызвать у вас необоснованное беспокойство. Но скажу, что на сто лет его хватит при любом раскладе.

Повисло долгое молчание. Я понимал, что Аркадий в собственных интересах просто надавил мне на больное, разворотил лишь чуть затянувшуюся рану. Но по-своему он прав. Оставшись один, я очень скоро гарантированно сойду с ума. А так у меня будет хоть какое-то занятие, хоть какой-то смысл существования. Он был прав, когда сказал: «Всем нужен смысл». Мой смысл в искуплении вины.

– Вы согласны?

– У меня нет выбора. Вы предоставили мне лишь иллюзию выбора. – «Как и я, своей жене» – пролетело у меня в голове. – Я согласен.

– Хорошо. Я понимаю, что вам необходимо обдумать произошедшее. Можете вернуться в вашу комнату, пока не захотите, никто вас не будет беспокоить.

– Спасибо.

Я немедленно воспользовался его советом и вернулся в мою комнату. Надо же, это теперь мой дом. Я хотел было еще раз воспроизвести в уме нашу беседу, но меня почему-то быстро одолел сон.

Мне снилось, что я продолжаю жить, как и раньше: просыпаюсь утром, завтракаю с Линой, иду на работу. Все как в обычный день, но уже как будто из какой-то другой жизни. После работы я иду домой, где меня ждет ужин. Все в тумане, Лина мне что-то говорит, что-то спрашивает, я не могу разобрать ее слов.

Я словно нахожусь на дне колодца. Звук доходит откуда-то издалека и многократно искажается эхом, я не могу разобрать ничего из того, что говорит Лина. Гул в голове начинает нарастать. Уже ломит виски.

«Что происходит?» – кричу я Лине, пытаясь перекричать этот гул.

Она беспокойно смотрит на меня и что-то говорит, я опять же ничего не могу разобрать. Я вскакиваю со стула, голову будто сжимает в тисках, я чувствую, как боль растекается по голове. Меня шатает по комнате, Лина несколько раз споткнувшись, подбегает к аптечке и пытается что-то найти. От боли я начинаю скрежетать зубами.

Сквозь гул в голове я слышу, что Лина зовет меня по имени. Она кричит мне: «Витя, подожди, я сейчас!» – я пытаюсь понять, почему она меня так зовет, ведь я Артем. Но тут голову пронзает острый приступ боли.

«Прости меня!» – кричу я.

Лина замирает с аптечкой в руках и что-то мне говорит. Кажется, она что-то кричит. Я падаю на колени, Лина подбегает ко мне, я вижу перед собой ее бледное лицо и ее испуганные глаза. Тут меня настигает пик боли, и я просыпаюсь.

Я вскакиваю с постели, вся постель и белье, мокрые от пота. Я тяжело и часто дышу, через пару секунд боль превращается в шум в голове и вскоре совсем сходит на нет. Сердце продолжает бешено биться о ребра, но постепенно замедляется. Если мне теперь всегда будут сниться такие сны моему разуму недолго осталось. Я постепенно прихожу в себя, чувства возвращаются. Тут я понимаю, что гул в голове стих не до конца и это вовсе не гул, а сигнал тревоги.

Я прямо в белье выбегаю в коридор. В кишке у одной из крайних дверей стоит Аркадий. Он подзывает меня к себе.