Яна Завацкая - Ликей. Новое время (роман второй)

- Ну, мне льстит, конечно, что вы так думаете обо мне. Но вообще-то мне просто нравится так жить. Это мне доставляет большое удовольствие. Кроме того, я хочу покоя и радости. Без этого нельзя воспитывать детей, они должны жить в нормальной обстановке. И работать нельзя без покоя и радости. Так что я просто эгоист.

- Алексей, я не хочу вас как-то оскорбить. Вы поймите, что я и связался с вами только потому, что вы именно живете не как все. А вот вы не боитесь… дети ваши вырастут. Летать вы не сможете… и в старости вдруг окажется, что жизнь-то прошла совершенно бессмысленно. Никому вы в жизни не помогли, никого не спасли, ничего серьезного не совершили. Ни к каким настоящим целям не стремились… Жизнь-то была бессмысленна, Алексей! Вы этого не боитесь?

Алексей подумал.

- Вы знаете… вы действительно меня задели. Я в молодости мечтал. Хотелось… спасать человечество. Но ведь мы уже давно не дети, Игорь. Мне не нравится нынешняя система, но она устойчива и стабильна. Разрушить ее - это множество смертей. Во имя чего? Я не вижу никаких альтернатив. Союз Ислама и Православия, говорите вы? Но я не вижу, чем Ислам лучше того же оккультизма, и я бы не хотел такого союза. А сколько у нас православных - нормальных, а не принадлежащих к культу Ликея? Доли процента. Национальная идея? В нынешнем мире ей места нет. Конгресс не позволит. Да даже и если - Россия давно уже не великая империя, как некогда, она не сможет существовать без остального мира. Нас ведь, русских, очень мало осталось. Немцев, и тех больше по численности. Как вы хотите организовать жизнь в России, если, предположим, добьетесь победы?

- Ну сначала надо ее добиться. Надо добиться того, чтобы в самой России русские определяли все.

Алексей покачал головой.

- Я не могу идти за партией без определенной программы.

- Да пусть хоть тот же Ликей, - сказал Игорь, - но изолированно от политики Мирового Конгресса. Русский Ликей. Воспитаем свою элиту. А она подтянет остальных и поднимет страну.

- Изолированно - это значит противостояние, - сказал Алексей, - а это, простите, Игорь, совершенно нереально. Раздавят. При первой же возможности. Вы сами этого разве не понимаете? Нет больше в мире изолированных государств, ведущих свою политику. Одни названия остались. Бренды. Бренд - Франция, бренд - Марокко. Россия. Времена независимой политики прошли давным-давно. Везде правит интернациональная элита. Игорь… неужели этого не видно?

- Пусть так, - упрямо сказал собеседник, - и что - сдаться? Ничего не делать?

Они остановились напротив комнаты Алексея.

- Наверное, надо делать, - тихо сказал Алексей, - но я не знаю, что. Не представляю. И для себя… я летаю. У меня семья. Я православный. Я не уверен, что должен думать о спасении человечества - кто я такой? Мне бы душу свою спасти.

- Очень жаль, - холодно сказал Игорь, - ну что ж… давайте вернемся в номер, холодно все-таки.

Светозар как-то очень быстро из талантливого мальчика со светящимися глазами превратился в сильного, красивого молодого человека. Он без особого труда закончил факультет востоковедения, поступил в аспирантуру. Наука была ему нужна для общего развития - работы хватало и в центре Иллариона.

Он занимался риско, великолепно играл на скрипке, знал, кроме английского, четыре индийских наречия. Развитие почти на уровне ликеида. При этом он не так уж много сил тратил на самообразование - сказался врожденный талант. Приемный сын в семье, он ничем не напоминал тщедущного Иллариона и темненьких тростиночек-сестер. Светозар был широк в плечах, носил белые рубашки-толстовки, как и отец, светло-русые спутанные лохмы и подстриженая густая борода, добродушное лицо наводили на мысль об Илье Муромце. Лечением он теперь практически не занимался, лишь помогал отцу в сложных случаях. Писал книги - философские, о жизни, об устройстве Вселенной, об этике - книги и в Сети, и в напечатанном виде расходились большим тиражом и, что бывает редко, приносили приличный доход. Концепции, выдвигаемые Светозаром, казались настолько новыми, ошеломляющими, что люди - и даже ликеиды - охотно разбирали его сочинения. О Светозаре Раутове заговорили. Его приглашали в поездки, в том числе, за границу, на выступления, на конференции. В свои 24 года Светозар начал становиться знаменитостью.

Агния отмечала с безразличием, что в глазах отца Светозар давно затмил дочерей. Бедная Звента, так и не выходящая из своих комнат, живущая в плену полубезумия… она лечила людей, что-то писала, но с годами все меньше. Время от времени ей приходилось снова ложиться в больницу. Агния сохраняла рассудок, но зато способности ее продолжали оставаться слабыми. Высший Помощник продолжал помогать ей, но делал это не очень-то активно… судя по всему, Агнии предстояло стать одной из бесчисленных слабеньких целительниц, она это уже понимала, но это мало ее огорчало. А Светозар… отец не говорил о нем иначе, как с восхищением. Смотрел на сына снизу вверх в прямом и переносном смысле. Агния понимала: Светозар - исполнение всех отцовских мечтаний. Он не просто помощник в деле Света - он совершит то, чего не удалось отцу, его путь будет головокружительно высок… Он уже превзошел отца!

И постепенно стало заметно, что Светозар уже не просто любимчик отца, что он становится лидером Центра… Илларион старел - ведь дети у него поздние - голова его седела, он превращался в пряменького, сухонького дедушку. А Светозар все больше разворачивался, раскрывался, как бутон лотоса, все чаще гудел его басок на встречах с важными гостями. Иногда Светозар уже прямо распоряжался отцом: "Папа, ты бы сегодня закончил эту статью… Надо, чтобы она появилась в "Ведомостях" перед моим выступлением". Но никакого хамства - все вежливо, мило, корректно. Как и принято в Центре Иллариона. Анжела тоже старела и воцарение Светозара воспринимала как должное.

Агнию все это волновало очень мало. Больше ее беспокоило общение с Ригнором. Правда, Агния часто ощущала - она еще не является Ученицей в высоком смысле. Она спрашивала об этом Ригнора - когда же она станет Посвященной - и он отвечал с усмешкой: "А ты этого хочешь?" Агния замолкала. Она чувствовала в себе страх - слишком много страха. Как-то Ригнор пытался помочь ей выйти из тела… Агния ощутила себя висящей под потолком, даже комнату сверху увидела. Но тут же, перепугавшись, скользнула обратно.

"Ты держишься за материальное".

Легко сказать… а если не держаться - вдруг будет как со Звентой?

И все-таки Ригнор не оставлял ее, и это давало надежду, что она станет по-настоящему духовным человеком.

Агния довольно редко общалась с братом. Однажды весной они были вдвоем в Павловске - там проводили телеконференцию, в которой брат участвовал, а Агния была его ассистенткой.