Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до Трудно быть богом: черновики, рукописи, варианты.

— Приятно встретить человека, который ничего не знает,— вздохнул Юра. — Самый лучший отдых — растолковывать кому-нибудь общеизвестные истины. А теперь вы, Женя, расскажите что-нибудь о Краюхине.

— Я не устал.

— А правда, что Краюхин еще в детстве пытался забраться в геодезическую ракету?

Было такое происшествие, — сказал Женя. — Как сейчас помню. Иду это я мимо ракеты…

— Женька, Женька, — покачала головой Шейла. — Тебя тогда, по-моему, еще на свете не было.

— В том-то все и дело, — вздохнул Женя. — Я это помню по тому, что тогда как раз вышла замуж моя бабушка. Она была геодезистом.

— Да, Шейла, а как ваши злоумышленники?

— Какие злоумышленники? Ах, мальчишки, которые собирались на Венеру? Ничего, учатся. Вчера поставила Комову тройку за сочинение.

— Их поймали?

— Конечно. И поймав, учинили им экзамен по газовой динамике. Там же, в Аньюдине. Мальчишки, конечно, с треском провалились, и их с позором отправили назад в школу.

— А если бы не провалились? — поинтересовался Женя.

Шейла презрительно фыркнула.

— А если тебя проэкзаменовать по Д-принципу?

— Да, это был бы цирк.

— Кстати, позавчера я был в цирке, — вставил Юра.

— Цирк еще сохранился? — удивился Женя.

— Очень хорошо сохранился. Выступала Харуко Катаяма с дрессированными спрутами из полинезийского заповедника.

— С ума сойти!

— Это было очень эффектно. В огромном бассейне с флюоресцирующей водой маленькая смуглая девочка среди омерзительных чудовищ. Хлопали ужасно. Но самый сильный номер она приберегла под конец. Взяла крошечного спрутика, этакого серенького гаденыша, вспрыснула ему что-то и тут же, на глазах у всех, вырастила из него вполне взрослый экземпляр. Мы — хлопать. А она поклонилась очень изящно и объявила, что никакой магии здесь нет, что это последние результаты работы их лаборатории.

— Правда, — подтвердила Шейла. — Я слыхала, что в Полинезии ведутся работы по восстановлению поголовья головоногих на корм кашалотам…

Вся же история с путаницей кухонной и стиральной машин отличается лишь частично. В «уральском» варианте Шейла не возражает против приобретения кухонной машины:

— Это то, что нам нужно, — обрадовался Женя. Глаза его загорелись. — Как ты думаешь, Шейла?

— Пожалуй. Пока нас не подключили к фабрике-кухне, это было бы очень недурно. А то ты в последнее время одними бутербродами питаешься. (1)

[(1) Уже в 60-х так называли просто крупные столовые. Но ранее существовала грандиозная идея: сосредоточить массовое приготовление пищи на специальных фабриках, откуда развозить ее по раздаточным пунктам. Однако очень быстро выяснилось, что сварить в одном котле три тонны борща, конечно, можно, да только вкус получается не очень.

—В. Д.]

Проснувшись и увидев агрегат у дома, они не сразу начинают экспериментировать:

— Ужасно кушать хочется, — жалобно сообщила Шейла.— Давай распакуем и попробуем…

— Ну уж нет, — решительно возразил Женя. — А зарядка? А душ?

— Ты нарочно оттягиваешь удовольствие, — заявила Шейла. — Ты — гурман несчастный.

— Для спасенья ваших душ принимайте ионный душ, — продекламировал Славин и потащил Шейлу делать зарядку.

Рассматривая машину, они шутят:

— Конечно. Проста и неприхотлива в обращении. Четыре кнопки — это первое блюдо, второе, третье…

— Четвертое, — добавил Женя. Он кончил набирать шифры и нежно обнял машину. — Милая, спасительница ты наша!

— Да, наверное, четвертое. Чай, например. А если будешь обниматься с машиной, я оболью тебя кислотой. Дезоксирибонуклеиновой. Так, кажется, поступали ревнивые женщины в твоих романах?

Далее все развивается так же, как и в каноническом варианте, но с изменением ролей: Славин сомневается, а вдохновленная Шейла экспериментирует.

Эта новелла присутствует во всех изданиях романа. Отдельно не публиковалась. Различий в вариантах немного, но они интересны.

В вариантах «Урала» и «Возвращения» после коронного вопроса Горбовского «Можно я лягу?», Кондратьев, испугавшись, спрашивает: «Может быть, вам водички?» — «При чем здесь водичка, если человеку просто хочется полежать?» — отвечает Горбовский.

О «рогатых» спортсменах на море Кондратьев добавляет: «Нет уж, Леонид Андреевич. Море вы не трогайте. Я и сам не прочь так… в рогатом костюме!»

Отличается также и окончание главы:

— Вот, — сказал он с грустью, — пожил здесь всего неделю…

Званцев переминался с ноги на ногу. Видимо, ему было не понятно, что переживает экс-штурман.

— Поедем, — махнул рукой Кондратьев. — До свиданья, Леонид Андреевич. Спасибо вам за ласку.

Горбовский уже устраивался на кушетке.

— До свидания, Сергей Иванович, — отозвался он. — Мы еще много раз увидимся.

Кондратьев затворил за собой дверь и вслед за Званцевым вышел в сад. Они пошли рядом по песчаной дорожке.

— Николай Евсеевич, — сказал Кондратьев. — Почему вы так заинтересовались моей скромной персоной? Вы обо всех здесь так заботитесь?

— Нет, — просто ответил Званцев. — О других заботиться не надо. Они хозяева. А вы пока гость. А почему именно мы… Видите ли, Сергей Иванович, и я, и Леня Горбовский в свое время были весьма тяжелыми пациентами у врача Протоса. Он нас, как видите, спас. И он наш друг на всю жизнь. И он попросил помочь вам.

— Ага, — сказал Кондратьев. Он остановился. — Вот что, Николай Евсеевич, — произнес он решительно. — Мы сию минуту едем к врачу Протосу. А Жене Славину я позвоню с дороги.

Присутствует только в романе с 1962 года.

Среди возгласов, сопровождавших Костылина и Поля, кроме прочих («Странника ведут! — На вивисекцию, болезного! — Это новый гибрид?»), в издании «Возвращения» есть реплика: «Саша, он дает мясо с живого тела?»

Там же при описании разговоров в лаборатории Костылина есть еще один персонаж: Гибкий черноволосый японец вскочил со скамьи и стремительно прошелся по комнате.

— Больше так нельзя! — сказал он яростно. — Всё неверно.

Сама идея ложна. Да, ложна! Надо пересматривать всё. Сначала. Просто мы боимся начинать сначала! — Он остановился. Слушает меня кто-нибудь? Что за манера молчать!

— Все слушают, — сказал человек со скучны м голосом.— да что толку?

И разговор позже, за ужином, происходит у Поля не с Васей (человеком со скучным голосом), а с этим японцем по имени Итиро.

Присутствует только во всех изданиях романа.

В изданиях журнала «Урал» и «Возвращения» Рю Васэда имеет другое имя (Лю Гуань-чэн) и Валькенштейн говорит не по-японски, а по-китайски. В остальном же эта глава существенных изменений не имеет.

Эта новелла появляется сначала в виде отдельного рассказа: сборник Стругацких «Шесть спичек» (1960) и межавторский сборник «Глубокий поиск» (1962). В роман она включена только с 1967 года.