Шарон Ли - Завтрашняя запись

— Не знаю, как вы, — вмешался Анджелалти, — но я как в печке. И пока я не испекся окончательно, предлагаю пройти в ту деревню и перемолвиться словечком с вождем. — Он посмотрел на Корбиньи. — Чем скорее мы вернем Трезубец, тем скорее сможем вернуться в прохладу.

— И перейти к другим делам, — согласилась она, направляясь с ним к шатрам.

Свидетель пошел за ними, отставая на шаг — и в душе ликовал по поводу возвращения на родную планету.

Они не успели подойти к шатровой деревне, как оттуда вышла женщина, остановившаяся в жидкой тени. Широко расставив ноги в замшевых штанах, она протянула вперед руки ладонями вверх. Из-под расстегнутой до пояса рубашки виднелся влажный от пота живот, подтянутый и крепкий, талию обхватывал широкий кожаный пояс, увешанный брелоками и амулетами, с прикрепленными ножнами для ножа. Черные волосы спускались ниже плеч, и в них были вплетены перья и цветы тремиллана.

Лал остановился перед ней в нескольких шагах, ощущая, как влажно липнет к нему одежда. Уперев конец Трезубца в землю, он поклонился.

— Я говорю с вождем Биндальчи?

— Я — Вен кел-Батиен Джириско, вождь племени Тремиллан, слуга Телио. — Крепкая смуглая рука поднялась на уровень груди и начертила в воздухе какой-то знак. — Трезубцедержец увиден и узнан. Может ли племя Тремиллан узнать его имя? Для песен.

Он поколебался.

— Анджелалти Кристефион, — сказал он наконец, махнув рукой в сторону Корбиньи и Свидетеля, — как они считают.

Она прикоснулась к своему уху.

— Это услышано. А ты какое имя считаешь своим? — Она устремила на него спокойные глаза песочного цвета. — Понятно, что мужчина может иметь больше одного имени.

— Лал сер Эдрет, — ответил он, почему-то чувствуя власть этих глаз.

Рука поднялась и пальцы сжались, словно она поймала имя, которое он ей бросил. Она приложила сжатый кулак к груди и широко расставила пальцы.

— Мое сердце слышало твое, — торжественно провозгласила она. — Это — тоже для песен.

Лал открыл рот, собираясь сказать… что? Но необходимости не было: вождь уже перевела взгляд дальше.

— Глаза Шлорбы, я приветствую тебя, — сказала она и посмотрела на Корбиньи, не дожидаясь ответа: — Прекрасная госпожа, твое имя?

Корбиньи глотнула мучительную порцию иссушенного воздуха.

— Корбиньи Фазтерот, Развед…

Она замолчала, глядя в глаза женщины.

— Я — вождь Биндальчи, — сказала женщина. — Твое имя будет у меня в безопасности.

— Увы, мое имя было безвременно укорочено. Женщина нахмурилась.

— Воин Смерти, — провозгласил Свидетель со своего места за спиной Анджелалти, — ходит подле Искателя.

— А! — Это было почти вздохом. Вождь прижала обе ладони к груди, а потом вытянула руки перед собой ладонями наружу. — Я дожила до времени чудес. Честь тебе, вновь взявшей на себя боль жизни и добровольно оставившей спокойствие. — Она опустила руки, и ее лицо и глаза сияли. — Когда за мной придет смерть, пусть она волею Шлорбы окажется такой прекрасной, как ты.

Лал кашлянул.

— Мы благодарны за вашу встречу, — сказал он, — и сожалеем о необходимости злоупотребить вашим гостеприимством.

Он чуть пошевелил Трезубцем, и песочные глаза проследили за этим движением, а потом вернулись к его лицу.

— Трезубцедержцу достаточно только попросить. „Так, — подумал Лал. — Вот если бы Трезубцедержец еще и знал, о чем просить!“ Он облизнул губы.

— Хотелось бы поговорить… возможно, с учителем. С тем, кто хорошо знает пути Трезубца и мог бы выслушать то, что я скажу, и помочь мне принять решение.

— Трезубцедержец желает говорить с одним из Телио. — Вождь кивнула головой. — Нет ничего легче.

Она повернулась и указала в даль, поверх сверкающей на солнце земли.

— В той стороне расположен Грот Телио. Вам достаточно только прийти туда и высказать свою просьбу Привратнику.

Лал прикрыл глаза рукой.

— Насколько это далеко?

— Туда легко дойти пешком, — заверила она его, — только не в полдень.

— А какое сейчас время дня? Она немного удивилась.

— Близится вечер.

— Близится вечер, — повторил Лал. — Хорошо. Нет ли кого-либо, кто мог бы проводить нас к Гроту?

Она прижала ладонь к сердцу.

— Трезубцедержцу достаточно только попросить.

Они отправились без дальнейших просьб — и Корбиньи ненадолго испытала чувство облегчения.

Вождь провела их по извилистой тропе между шатрами, из которых хлынули мужчины, которых можно было принять за братьев Свидетеля, худые женщины и смуглые ребятишки. Их провожали взгляды, шепот и более громкие возгласы — и Корбиньи ощущала тревожное покалывание в затылке: ведь она была клятвенным телохранителем Капитана. Она шагала вперед, стараясь как можно чаще оказываться между ним и обитателями шатров, и пальцы ее ныли от желания сжаться на рукояти ножа.

Вождь провела их по еще одной песчаной улице, ставшей узкой из-за собравшегося там народа. Корбиньи скрипнула зубами и с облегчением выдохнула, когда какой-то коренастый мужчина выскочил в проход прямо перед Анджелалти, и в лице его не было ничего, кроме безумия.

С ножом в руке Корбиньи бросилась между ними, громко крикнув:

— Стой!

— Стой! — эхом крикнула вождь, и Корбиньи удержала удар, хотя клинок успел сверкнуть смертельным блеском.

— Стой, — негромко сказал у нее за спиной Анджелалти, и она почувствовала прикосновение его пальцев к ее плечу. — Не тревожься, кузина.

Он шагнул вперед, встав вровень с ней, почти нос к носу с планетником, упер конец Трезубца в плотную землю и чуть подался вперед, устремив синие глаза на безумца…

…который протянул мозолистую лапу и погладил Анджелалти по голове пальцами, дрожащими, словно в лихорадке.

— Трезубцедержец, — прохрипел он и повернулся к вождю, которая смотрела на него с печалью в глазах. — Трезубцедержец!

— Да, старый друг, — серьезно ответила она. — Посторонись и позволь тому, кто несет теперь это бремя, идти дальше в объятия славы.

Он помедлил, словно плохо понимая ее слова, и кто-то еще вышел из толпы, чтобы взять его за руку.

— Пойдем, брат.

Тут безумный планетник пошел, куда его повели, оглядываясь через плечо, пока его не втащили в шатер. Анджелалти посмотрел на вождя.

— Он что-то для него означал, вот этот? Тут он чуть встряхнул Трезубец.

Вождь улыбнулась, не скрывая печали.

— Как и должно быть, поскольку когда-то он носил его.

— Но он — дурачок! — воскликнула Корбиньи, убирая свой клинок.

Вождь покачала головой.

— Это случилось потом, — сказала она, — когда Трезубец ушел из его руки.

Корбиньи замерла, а потом повернулась к Анджелалти, который стоял, такой красивый и сильный, со всеми его планами и хитростями.

— Анджелалти…