Василий Ванюшин - Желтое облако

Лекарство подействовало очень скоро. Захотелось спать, приятная истома разливалась по всему телу, и все стало безразлично. Я почувствовал, что сейчас усну, усну крепко и, может быть, не проснусь никогда. Я снова опустился в темный мир небытия.

Но я проснулся. Я почувствовал себя вполне здоровым и удивительно легким. Голова оказалась обритой. Биологическая обработка, подумал я. Осмотревшись, я увидел, что лежу не там, где очнулся в первый раз. То был большой зал с высоким сводом и ползущими вверх гибкими стеблями густолиственных растений. Здесь была небольшая комнатка без окон и дверей с очень толстыми стенами, сделанными, похоже, из молочно-белого плексигласа. Такой же был и пол. Полусферический потолок просвечивался насквозь, наружная сторона его была покрыта краской или каким-то дополнительным сплавом черного цвета. Койка, на которой я лежал, была собрана из тонких трубок. Около нее стоял небольшой гладкий столик с белым шкафчиком внизу. В комнате больше ничего не было.

Я встал, прошелся по шероховатому полу и снова почувствовал себя необыкновенно легким. Я заметил на стене две круглых, как пуговицы, ручки. Потянул первую — открылась дверца, в нише был умывальник. Потянул вторую — здесь был шкаф — в нем висел костюм, похожий на те, что носили неизвестные мне люди.

Как только я закончил свой несложный туалет, раздался тонкий мелодичный звон и засветилась еще одна ручка, на противоположной стене. Затем обозначилась дверь, она открылась, толстая, как и стена. Я увидел женщину с красными глазами.

Мне хотелось бы получше рассмотреть это удивительное существо, но мое любопытство и пристальное внимание могли посчитать невежливостью, и все же я не мог оторвать взгляда от необыкновенных глаз. Да, они были красными и сияли, как раскалившиеся угли. Их оттеняли длинные пушистые ресницы, которые, насколько я мог рассмотреть, были не из отдельных волосков, а как бы из веточек, сцепившихся друг с другом. На нижнем веке ресниц не было. Из глаз лился розоватый свет.

Я молча поклонился.

— Здравствуйте! — Женщина произнесла довольно правильно это трудное русское слово и протянула руку. — Ильмана.

— Николай.

Мне понравилась эта простота знакомства. И рука Ильманы оказалась совсем не холодной, а теплой и мягкой, как и у всякой молодой женщины.

— Вы неплохо выглядите, даже хорошо, — сказала она живо, но без улыбки. — И дела ваши идут хорошо. Можно поздравить с прибытием на Луну.

— Благодарю вас, — я снова поклонился.

— Эта комната предназначена вам. Прошу не чураться и спрашивать меня, если что потребуется. Я имею в виду необходимое для человека. Поначалу давайте решим такой вопрос: время завтрака, обеда и ужина.

Она стала объяснять, как урок ученику, сказала, что поставит на столик часы, для удобства заведенные по московскому времени. Я слушал и недоумевал: ну, ладно, пусть она знает русский язык, может быть, потом выяснится, откуда и как. Но меня удивили шаблонные слова «предназначена», «не чураться», «решим вопрос», «имею в виду». Однако я промолчал.

— А теперь идемте завтракать, — пригласила она. — Дверь открывается так: надо нажать ручку…

Мы шли словно в туннеле, слабо освещенном, — стены сплошь закрывались ползучими растениями, которые сцепились и переплелись вверху, — вышли в круглый просторный зал, тот самый зал, в котором я очнулся. Стало ясно, что весь этот дом похож формой на крытый летний цирк: зал занимал место арены, вокруг был коридор, от него к внешней стороне — комнаты. Двери всюду были автоматические, толстые. И было сумрачно. Тускло поблескивали сводчатые опоры, густой аромат шел от темно-зеленой и фиолетовой листвы, всюду была чистота.

В зал по-одному вошли хозяева дома, их оказалось восемь вместе с Ильманой — единственной женщиной. Мужчины были приблизительно одного возраста, если считать по-земному, тридцати пяти — сорока лет, совершенно лысые или с легким мягким пушком на голове. Ильмана была моложе. Они пришли в сумеречный зал без очков, и их красные глаза сияли огнем.

Только один был намного старше всех остальных, тот, которого я видел вчера, если словом «вчера» можно назвать время, когда мне дали лекарство и я уснул. Ясно, что человек этот является здесь как бы старейшиной, он вошел последним, и все почтительно приветствовали его наклоном головы, приложив правую руку ко лбу. Ильману он потрогал пальцами за подбородок, вероятно, приласкал, и я подумал, что она, пожалуй, дочь этого старика.

В стене раздвинулись двери, и в зал въехал длинный овальный стол. На нем стояли закрытые кастрюльки, примерно такие, в каких подают первое блюдо в поездных ресторанах. Когда стол остановился, из-под него выдвинулись сидения — стулья с низкими спинками, их оказалось девять. Хозяева не ждали гостя, значит один из них отсутствовал.

Старик сел за узкой стороной стола, рядом с ним — Ильмана. Свободное место оказалось на другом конце стола, против старика. Я стоял, ожидая приглашения. Старик поднялся и заговорил, поглядывая на меня красными глазами. Речь его была краткой. Язык красноглазых приятен для слуха, в нем изобилуют мягкие звуки. Я хорошо уловил только одно слово, произнесенное несколько раз, — «Улла». Ильмана перевела сказанное на русский, причем перевод был еще короче:

— Магистр нашей научной станции Кайбол от имени всех нас, прибывших сюда с планеты Альва, приветствует человека Земли. Пусть он займет место за нашим общим столом. Не пожелает ли сказать в ответ что-либо человек с Земли?

Я пожелал. Ильмана предупредила:

— Говорите коротко и только правду.

Я выразил благодарность за внимание и высказал сожаление, что не удалось выполнить задание своего правительства. Наша цель была — создать на Луне советскую научную базу, вслед за мной планировалось отправить сюда несколько кораблей.

— Будет ли предоставлена мне возможность сообщить о случившемся на Землю? — прямо спросил я, надеясь, что Ильмана переведет мои слова.

Но Кайбол не стал ждать перевода. Сурово нахмурив морщинистый лоб, он медленно ответил по-русски, с трудом подбирая слова:

— Мы ответим не скоро. Мы изучаем положение на Земле. Пока довольно!

Старик принялся за еду, и все склонились над кастрюльками.

Тут, видать, вели аскетический образ жизни. Завтрак состоял из кастрюльки жидкой каши. Сама кастрюлька, собственно, была консервной банкой, с которой снята крышка. Кашу слегка подогрели, и на этом кончилось ее приготовление. Кроме того были фрукты — без косточек, длинные, как сосиски, вкусом напоминавшие сливы. И еще стакан крепкого настоя, горячего и приятного, все пили его маленькими глотками. За столом стало оживленнее, даже суровый Кайбол глядел веселее.