Владимир Орлов - Шеврикука, или Любовь к привидению

Мне неизвестно, каким образом на пожарном стенде появились рогатки (о происхождении шпаги я догадываюсь). Использование их могло оказаться делом рискованным. Но мне было велено: доверять чутью. И я чутью доверился.

И в случае с бывшим полуфабрикатом Пэрстом-Капсулой я доверился чутью и самому Пэрсту-Капсуле, о чем не жалею. Да, происхождение Пэрста-Капсулы могло казаться сомнительным, а некоторые случаи его существования выглядели странными или хотя бы загадочными. Но при появлении подселенца на моем участке Охраняемого Объекта я ощутил, кто он и на чьей стороне (признаюсь не без стыда, что я все же приказал приданным мне силам присматривать за Пэрстом-Капсулой, но присмотр этот скоро стал бессмысленным). Пэрст-Капсула действовал умело, самоотверженно, и без его участия вряд ли был бы даден отпор Отродьям. Коли нужна о нем или его свойствах развернутая объяснительная, я ее представлю. Пэрст-Капсула, как полуфабрикат, был создан во дни зарождения любви, окреп же он нынче в дни возобновления любви. Коли требуются какие-либо поручательства, я за него ручаюсь. Отмечу, Пэрст-Капсула получил в столкновениях раны или повреждения, но не умерил боевого пыла. Впрочем, и другие участники обороны имеют раны и повреждения, но это лишь в малой степени отразилось на характере их действий. И они не жалуются и не просят их пожалеть. На том и заканчиваю реляцию.

С почтением

И подпись. А на реляцию наложили резолюцию: «Развернутую характеристику на так называемого Пэрста-Капсулу от Шеврикуки потребовать, с подробным описанием контактов. Самого же Шеврикуку подготовить к сдаче полномочий». И – начальственные закорючки.

Возвращение Шеврикуки в Землескреб к служебным занятиям вышло тихим. Пенсионеры Уткины с урожаем, соленьями, вареньями, маринадами, сушеными грибами вернулись в Москву, и Шеврикуке снова пришлось назначить себе местом обитания квартиру картежника-акулы Зелепукина, выкурив оттуда временных жильцов и жилиц. Не было в квартире Зелепукина ни уюта, ни малахитовой вазы, да и просто чистоту в ней пришлось наводить неделю. Из подъездов своих Шеврикука почти не выбирался. Упоминая в реляции о ранах и повреждениях, он писал, в частности, и о собственных ущербах. Голова его была забинтована, челюсть бинтом же подтянута, левая рука висела на перевязи, ребра болели, вид он имел изувеченного. Но в калекопункт на улице Королева на этот раз он не совался, больничный не канючил, а пользовал себя травами и отварами, благо запасы их у него были. Присмирением тени чиновника Фруктова пока не занимался. Очень скоро благодаря аптекарским средствам Шеврикуки его недомогания ослабли, повязки и бинты были удалены, и Шеврикука, убедившись, что дела в его подъездах налаживаются и даже один неизбежный будто бы развод отменен, позволил себе выйти в свет.

Поначалу, надев клубный кафтан, отправился в Большую Утробу в ночное собрание домовых. Конечно, там ощущалось возбуждение, но ни о каких пирах победителей и речи быть не могло. Тяжко дался отпор Отродьям Башни, а потом и разгром их. Нельзя было увидеть теперь среди останкинских домовых ни аскета и квартального верховода Поликратова, ни вислоухого Феденяпина, назвавшего Шеврикуку в Ильин день богачом, ни старика Ивана Борисовича, вынужденного ватниками поддерживать оборонное состояние духа, ни болтуна Майонеза-Помпидуева (даже и без него было сейчас грустно), да многих, многих! И никогда они более не объявятся в Останкине. Пали в боях с Отродьями. И Колюня-Убогий будто бы пропал без вести. А громкогласный Артем Лукич ходил неслышным калекой. Скверными сложились отношения Шеврикуки с тончайшим Велизарием Аркадьевичем, а увидев Велизария Аркадьевича живым, Шеврикука чуть ли не расплакался от радости, обнял старика. «Одолели супостата-то, – бормотал Велизарий Аркадьевич. – Выстояли. И ничего они у нас не отобрали! Что тут творилось! Вы-то были где-то в командировке…» «Да, в командировке, – подтвердил Шеврикука. – В отъезде…» Его даже радовало то, что к нему не пристают с расспросами, утвердившись в мнении, что в дни напряжений он был в отъезде. И не спрашивали (а допустимы были бы и ехидства), далеким ли был его отъезд и чем он, отъехав, занимался. Велизарий Аркадьевич не носил более костюма из мешковины и бутс победителя буров, явился он в собрание в свободной блузе живописца репинских времен, но вид его вызвал у Шеврикуки жалость и печаль. И тосковал наверняка Велизарий Аркадьевич о добрейшем Иване Борисовиче. О Петре же Арсеньевиче ими с Шеврикукой не было произнесено ни слова.

Любохват и Продольный были замечены Шеврикукой издалека, сытые, наглые, горластые, всем довольные. К нему они не приближались (он к ним – тоже) и, как показалось Шеврикуке, взглядывали на него настороженно. Будто он мог их чем-то обидеть. Что они-то поделывали в баталиях? Какие совершали подвиги?

О баталиях с Отродьями Шеврикуке многое было уже известно. Но кое о каких подробностях и событийных поворотах он узнал именно в Большой Утробе, выслушивая воспоминания ратников.

Цели у Отродий были две. Добыть Чашу-Братину с достоянием домовых. Само же сословие закабалить и превратить в услужителей себе. Ясно, что Хранилище Братины они штурмовали не в одном лишь месте. Где-то имели и локальные удачи. Но после того как их ударные силы были сломлены у известного Шеврикуке поста, отпор им был даден по всей окружности Хранилища. Далее их гнали, били и рассеивали. Но прежде, пока Шеврикука загульным жил в профилактории Малохола и размышлял о томлении, баталии и стычки происходили по всем линиям боевых действий Отродий и домовых. Останкинским жителям эти баталии, естественно, остались неведомыми, но кое-какие мелкие неприятности ощутили и они. В рядах Отродий наблюдались наемные или прельщенные идеей призраки и привидения, эти дрались рьяно, но бестолково. И как в случае с штурмом Хранилища, Отродий подводило их высокомерие, неумение оценить иные особенности домовых, а возможно, и слабая работа разведки. Потерь было много с обеих сторон, но викторию все же одержали домовые. Свою роль в баталиях Шеврикука нисколько не преувеличивал, слова о важности поста экс-Колюня-Убогий мог произнести лишь для того, чтобы раззадорить в Шеврикуке воителя. А были, возможно, и более существенные воители, нежели он. Но где же сражались Любохват с Продольным? Этого Шеврикука так и не выяснил. А выяснить хотел…

Присутствие Отродий в Останкине не ощущалось. Куда утекли, уползли, унеслись Отродья, недобитые и рассеянные, ведомо не было. Высказывались предположения. Не устремились ли недобитые к сокрушенному, но не истребленному воеводе Бушмелеву? К ошметкам черного столба? И такое могло быть. Или они уползли в укрытия, приготовленные на случай неудачи и отступления?