Александр Житинский - Лестница

— Сколько раз я тебе говорила! — прошипел тот же голос. — Совсем из ума выжила! Что же ты — не знала, что меня еще нет?

— Запамятовала, ох запамятовала, — виновато бормотала старушка, а какой-то мужской, удивительно знакомый Пирошникову голос прошептал:

— Лара, пожалуйста, тише. Я не хочу…

— Накурено, как в кабаке. Что тут происходит? — опять сказала женщина.

— Гости, гости… — ответила бабка, отодвигаясь, чтобы пропустить пришедших, и едва не касаясь Пирошникова, который, не дыша, распластался на стене и с ужасом ожидал своего обнаружения.

— Что за гости? — раздраженно спросила женщина.

— Я же тебе говорил, — мягко ответил мужчина. — Завтра ты его увидишь.

— Ты уверен, что он еще здесь?

— Что за вопрос! Конечно… Ну, пойдем. Она может проснуться.

Пирошников, несмотря на полную темноту, почувствовал, что при последних словах мужчины, в котором наш герой уже узнал бывшего Наденькиного мужа Георгия Романовича, имевшего с ним сегодня утром беседу, — при последних его словах женщина вздернула плечо и скривила рот. Как Владимир об этом догадался, остается загадкой. Видимо, слишком близко к нему находилась женщина, так что даже запах ее волос уловил Пирошников, но, по счастью, сам обнаружен не был. Вновь пришедшие добрались до своей двери, старушка бесшумно исчезла из коридора, словно испарилась, в комнате Ларисы Павловны, Наденькиной соседки, зажегся свет, выхватив из темноты полосу в коридоре, и дверь закрылась, только щель под нею осталась единственным ярким объектом, притягивающим взгляд.

Пирошников перевел дух и на цыпочках отправился к себе, где по-прежнему богатырски спал дядюшка. Решив не церемониться более, Владимир подошел к нему и потряс дядюшку за плечо. Дядюшка встрепенулся, пробормотал: «А?.. Что?..» — но храпеть перестал. Воспользовавшись передышкой, молодой человек юркнул в постель и успел-таки заснуть до возобновления концерта, правда, весьма непрочным и беспокойным сном.

Ах, какое было утро!.. Пирошников проснулся умиротворенным и со спокойной душой, которую не смогли растревожить воспоминания о вчерашнем дне, хотя они и промелькнули сразу же по пробуждении. Сквозь грязноватые стекла окна на стену падал солнечный свет, по чему Владимир догадался, что час уже не ранний. Он потянулся в постели, как когда-то, как в детстве, и улыбнулся дядюшке, который, заправив свою койку, занимался неторопливой утренней гимнастикой.

Сама собою у Пирошникова появилась мысль, посещавшая его и ранее, кстати, довольно-таки часто. Это была мысль о новой жизни.

Начать новую жизнь!.. Кто не мечтал об этом, в особенности после жизненных неудач, когда все идет как-то вкривь и вкось, а главное — сплошным потоком, где смешиваются и радости, и горести, и разговоры, и мелкие повседневные дела, и скорбь вселенская по поводу каких-нибудь обыкновенных бытовых неурядиц! А в результате что? В результате лишь суета, милый читатель, от которой можно избавиться, как кажется, только начав с понедельника Новую Жизнь, в которой все, ну решительно все будет не так.

Справедливости ради следует сказать, что была суббота. Но это роли не играет. В конце концов новую жизнь можно начать и с субботы, лишь бы были к тому необходимые предпосылки. А они у Пирошникова имелись в наличии. Запутанные обстоятельства, недовольство собою и оторванность от привычной среды, произошедшая, правда, не по его воле. Вполне достаточно для новой жизни.

Новая жизнь начинается с того, что надобно умываться и побриться гладко. И еще нужно делать движения решительные и точные, чтобы себе самому казаться деловым. Поэтому Владимир, откинув одеяло элегантным жестом, вскочил с постели и принялся одеваться. Конечно, начинать новую жизнь надо было бы в чистой одежде, но что делать? Майка, рубашка, носки — все это было так себе, не слишком новым и далеко не чистым. Но Пирошников не дал воли подобным мыслям, чтобы не сбить настроение. Он сделал даже несколько резких взмахов руками, изображая гимнастику, так что дядюшка покосился на него, приседая в это время.

Распахнулась дверь, и весьма кстати появилась Наденька в том же халатике, что и вчера утром. Она приветливо, совсем как родному, улыбнулась Пирошникову, тем самым незаметно подкрепляя идею новой жизни. Поздоровавшись с ним и с дядюшкой, Наденька предложила провести их в ванную комнату.

— У вас есть бритва? — вежливо спросил Пирошников дядюшку. — Мне необходимо побриться.

Дядя Миша столь же корректно выразился в том смысле, что бритва есть и он предоставит возможность ею воспользоваться. Никаких вопросов о вчерашнем, никаких намеков на лестницу — ничего! Новая жизнь начиналась истинно по-джентльменски. Пирошников даже подумал несколько наивно, что вот и дядюшка начинает новую жизнь, и Наденька тоже… Впрочем, может быть, так оно и было.

Наденька, проводив их и дав указания, скрылась. Ванная комната оказалась просторной, так что дядюшка с Пирошниковым не мешали друг другу. Пока один мылся, другой скоблил подбородок и наоборот. Пирошников, чтобы отрезать себе пути отступления к старой жизни, вымыл голову и с удовольствием причесался на пробор. Когда он выходил из ванной в коридор, гладкий и сияющий, как яблочко, из своей комнаты выплыла соседка Лариса Павловна, с голосом которой наш герой имел уже честь познакомиться ночью. Она была, как и Наденька, в халате, правда другого качества — стеганом, синтетическом и розового цвета. Росту Лариса Павловна была небольшого, а комплекцией напоминала гипсовую скульптуру из мастерской. Черты лица Ларисы Павловны были очень милы, но они, как и вся ее фигура, вызывали сразу же в голове какие-то такие мысли, которые и передать стыдно. Чувственные какие-то мысли, будь они неладны! На вид Ларисе Павловне было лет тридцать пять, была она, как говорится, в форме, то есть успела уже причесаться и наложить нужную косметику.

— С добрым утром, — обворожительно ответила соседка на смущенный несколько кивок Пирошникова. Увидев и дядюшку в красной майке, вывалившегося из ванной, она удивленно и насмешливо проговорила: — Вот как! А я и не знала, что у нас теперь филиал гостиницы!

И она удалилась в кухню, пройдя мимо насторожившегося дядюшки, который поглядел ей вслед оценивающе и с неприязнью. Потом наши друзья вернулись в мастерскую, где Пирошников привел в порядок раскладушку, после чего делать стало нечего. Между тем новая жизнь требовала непрерывной и полезной деятельности, ибо каждая минута тоски и уныния возвращала жизнь старую. Пирошников подошел к окну и полюбовался видом городского пейзажа. По улице неторопливо шли люди, тоже, по всей вероятности, начавшие новую жизнь; многие одеты нарядно по случаю выходного дня, декабрьское солнце согревало улицу скудным своим теплом, от которого чуть плавилась корка льда на карнизе. Дядюшка в это время, уже вполне одетый, сидя на стуле, читал газету, которую неизвестно где достал.